Кавказская туземная дивизия, о которой шла речь ранее, была усиленного состава. В нее входили Дагестанский, Ингушский, Кабардинский, Татарский, Черкесский и Чеченский кавалерийские полки, а также Осетинская пешая бригада и Донской казачий артиллерийский дивизион. Дивизия была сформирована из добровольцев-горцев; русских офицеров и солдат в ней почти не было – только артиллеристы и связисты. Командовал ею генерал-лейтенант князь Багратион, недавний любимец царя. Дивизия даже и официально именовалась в служебной переписке "дикой". Итак, с Березины перевезти ее в Ново-Сокольники... Начальник штаба измерил расстояние циркулем. От нового места дислокации до Петрограда – четыреста тридцать верст, до Москвы немногим больше. Пятая Кавказская дивизия, которую Корнилов назвал сегодня, входила в Первый конный корпус, дислоцировавшийся в Финляндии. Снять ее с фронта? Зачем?..
Лукомский снова расставил ножки циркуля. От Бело-острова до столицы менее тридцати верст. М-да... Что же задумал Корнилов?..
Какими бы ни были его планы, приказ главковерха надлежит выполнять. Вызвав адъютанта, начальник штаба продиктовал ему тексты телеграмм главкоюзу Деникину и главкосеву Клембовскому:
– Зашифровать и немедленно отправить.
И Наденька, и ее брат были дома. Сашка, на лице написано, злой как черт.
– Что у тебя стряслось, Александр?
– Хозяева надумали всех рабочих вообще подчистую, на улицу! Керя их поддерживает: или, мол, вывозить "Айваз" куда-нибудь из Питера, или локаут... Наш красный "Айваз" у них как кость в глотке. Ну да ничего! Держимся!
Он тряхнул кудрями. Разом повеселел.
– А я, друзья, уезжаю. – Антон раскрыл ранец, начал укладывать вещи.
– Уезжаете?.. – жалобно, эхом, отозвалась девушка. – На фронт возвращаетесь?
– Нет. Пока что в Москву.
– А на обратном пути?.. – она оборвала. Но в голосе ее было столько мольбы, что у Антона перехватило дыхание.
– Постараюсь обязательно заскочить, сестренка.
– Ничо, наш Выборгский продержится! – Сашка был весь в своих заботах. – Наш Выборгский – крепость! Знаешь, кто членом нашей районной организации большевиков? Ленин! При мне – не вру! – в мае у нас в райкоме на Сампсониевском партийный взнос платил. Разглядел его. Ближе стоял, чем вот к тебе. А кто у нас и Выборгской районной думе? Жена его, вот кто!
– Не может быть!
– Вот те... Голову об заклад! Надежда Константиновна Крупская-Ленина. Заведует культурно-просветительным отделом.
– Чем же она там, в думе, занимается?
– Школы устраивает, разные прочие просветляющие мозги обчества, молодежь в социалистический союз собирает. В общем: культура и просвещение – так и называется.
– Постой-постой...
Эта мысль возникла у Антона еще раньше. В лазарете и в первые, зимой, дни в этой хатке он улавливал яркое, самобытное в характере Наденьки. Ее чудный голос, ее обостренная впечатлительность, чистота, доброта и в то же время ее необразованность, растрепанные представления о происходящем, составленные из сплетен в хвостах да неумелых объяснений брата, ее наивно-простодушный взгляд на мир... Она как чистый лист, на который жизнь может нанести любые письмена. А надо, чтобы писал их кто-то умный и чуткий. Надежда Константиновна – ничего лучше и придумать невозможно.
– Вот какое тебе партийное задание, забастовщик: завтра же поутру отправишься в думу, к Крупской. Записываться в ее клуб или школу.
– Мне-т зачем? Я на полный процент образованный. Пишу-читаю!
– "Воопче-то", да, – слегка поддразнил его Путко. – Хотя тоже не повредило бы мозгам... Да сейчас не о тебе речь: сестру отведешь. Так и скажешь: товарищ Владимиров просил взять ее под опеку. Она меня знает. И в молодежный союз запишешь ее.
– Да я ж сам говорил Надьке, язык обломал – она ни в какую!
– Пойду, Антон Владимирович! – выдохнула, просияв, Наденька. Побегу!.. Все, что вы скажете!.. – на глазах ее выступили слезы, а лицо зарделось. Она отвернулась. – Дура я глупая...
Сашка обалдело уставился на сестру:
– Вот те на! Пойми-разберись... Разве их натуру поймешь? – И, вздохнув, согласился: – Поведу.
Глава шестая.
8 августа
Утром Антон вышел на привокзальную площадь в Москве. Сказал извозчику:
– Подбрось, братец, в какую-нибудь гостиницу поближе к Спиридоновке. Только чтоб без клопов была.
– В лучшем виде, господин ахвицер! – кучер натянул вожжи.
Утро было солнечное, омытое недавним дождем, настоянное на запахе лип. Буланые несли, цокая подковами по булыжникам.
Или уж очень геройски выглядел "ахвицер", или возница по-своему понял его просьбу, но подкатил и с шиком остановил свою карету у сверкающих бронзой и зеркальными стеклами дверей "Националя" – одной из самых роскошных гостиниц Москвы, напротив Кремля.
"Что ж, шикнем!.." – решил Путко. В номере привел себя в порядок, снял бинт, заклеил шрам на лбу пластырем, надраил сапоги.