Заговор генералов

Он бросился на Сампсониевский. Даль бесконечная, а пролетел как на крыльях. Вот он, четырехэтажный угловой облупленный дом с частыми переплетами окон. Вбежал в арку, поднялся на этаж. Двери с картонками названиями отделов. Народ в коридоре. "Культурно-просветительный..." Рванул дверь. Увидел против света обернувшуюся тонкую фигуру. И еще не разглядел, как все в нем оборвалось и покатилось:

– Оля!..

– Антон! Наконец-то! – просияла она от радости, покраснела, и глаза ее засветились. – Ты ли это?

Он взял ее за руки и начал разглядывать. Все такая же! Огромные зеленые глаза. Зеленые, если можно было смотреть в них вот так близко. А издали серо-голубые, так часто насмешливые или презрительно-холодные. Но в тот последний и единственный раз они изумрудно сияли – так же, как сейчас.

– Оля!.. Оля!..

Само звучание ее имени казалось ему чудом. Невысокая и тоненькая, едва ему до плеча, с густыми темными бровями и легким пушком над верхней губой. И натянутая на щеках кожа – будто фарфор. Только больше стало паутинок-морщин. Но так же, как тогда, свободно падает на плечи копна волос. Невозможно!..

– Уже вернулся с фронта? Вот ты какой!.. – Она не отнимала рук, не отрывала взгляда, словно вливаясь в него.

– Уже не мальчик? – счастливо пробормотал он.

Ольга была старше его на два года. И тогда, в ужасающе далеком прошлом, поддразнивала, называя мальчиком, а он обижался едва не до слез. Но потом была их ночь в "Бельфорском льве", в гостинице на парижской авеню д'Орлеан. Утром, проснувшись, он увидел ее, склоненную у его ног и с ужасом разглядывающую струпья-раны от кандалов на щиколотках. Он не успел отстранить ее, как она наклонилась и стала целовать раны, а он вспомнил мучительно-счастливые строки: "...и прежде чем мужа обнять, оковы к губам приложила..." Каждый, наверное, мечтает о Марии Волконской. И надо было ему пройти все то, что он прошел, чтобы найти ее. И потерять – тогда, шесть лет назад, он тем же вечером уехал в Питер, навстречу новому аресту. А она тоже уехала из Парижа – к своему мужу, в Женеву.

Он отпустил ее руки, не скрывая горечи, спросил:

– Ты вернулась с мужем?

– Нет, Антон, – не отрывая от него взгляда, покачала она головой. – Я глубоко уважаю Виктора, он очень хороший человек... Но я поняла, что люблю тебя. Давно поняла, еще до Парижа... Но до нашей последней встречи это было просто... Мечта, ожидание?.. Не знаю... А когда вернулась в Женеву, сказала. Он понял. Мы остались добрыми друзьями. А как же иначе, правда? Лицо ее стало серьезным, но глаза все равно светились. – Зачем же мы тогда делаем все это, если не ради того, чтобы люди были свободны – в своих делах, в своих мечтах, в чувствах?

– А в обязанностях?

– Конечно! Но у чувств только одна обязанность – они должны быть искренними. Я и приехала теперь одна. Виктор еще остался там, в Женеве: готовит к отправке в Питер нашу библиотеку и партийный архив... Когда ехала, могла надеяться только на чудо...

– Ты давно вернулась?

– В одном вагоне с Владимиром Ильичем.

– Боже мой! Все эти месяцы!..

– Пыталась разузнать о тебе – и не смогла... Я ведь даже не знаю твоей настоящей фамилии, а Владимировых оказалось так много... – Она тихо засмеялась. – Пока не пришла эта чудная девочка, Надюша...

– Наденька! – Антон вложил в свой голос все тепло.

– Она такая молодая, такая хорошенькая. И все уши о тебе прожужжала: и такой ты, и этакий – и вообще лучше тебя на свете быть не может! – В насторожившемся взгляде, в тоне Ольги проскользнула ревность. – Надюша влюблена в тебя по уши, по макушку. Она тонет в этой любви.

– Это хорошо... Даже если любовь безответна. Она – как путеводная звезда: в тайге ли, в пустыне.

– Она так молода...

– Хорошо быть молодым... Все впереди. Я очень ее люблю. Как родную сестренку. И желаю ей счастья. И постараюсь помочь... Нет, счастье она найдет сама. Постараюсь, чтобы стала она личностью.

– Станет, – уверенно проговорила Ольга. – Помимо всего, у нее превосходный слух, прекрасный голос, музыкальное дарование. Вот увидишь, она станет знаменитой певицей, и ты будешь хвастаться: мы были знакомы!..

Она легко рассмеялась. И только сейчас они увидели, что в комнате полно народу – и девушек и ребят – и они с изумлением смотрят на эту странную пару, забывшую обо всем на свете.

– Сейчас я освобожусь, – смутилась Ольга. – Ты проводишь? Я живу тут рядом.

– Конечно! У меня самого остались считанные часы...

6

– Антон, Антон, посмотри: сколько у тебя уже седых волос, сколько шрамов на теле... А ты все такой же глупый...

Как тогда, в "Бельфорском льве", ветер качал за окном фонарь и стремительно, снегом в ладони, таяло время.

– Ты, Оля, как награда. В конце долгого-долгого пути... Не знаю только, за что удостоен я ею.

– Глупый ты, глупый...

Глава шестая. 29 августа

Резолюция собрания делегатов Военной организации при ЦК РСДРП.