Заговор генералов

Сердце заколотилось, как в последнюю минуту перед рывком в атаку. Даже дыхание перехватило. Осилит? Но разве не к этому готовил его товарищ Антон? Не к этому призвал, когда сказал: солдат умирает в поле, а не в яме?..

Георгиевцы, пользуясь затянувшейся стоянкой, повысыпали из вагонов, разминались, сворачивали длиннейшие козьи ножки, неторопливо, степенно переговаривались.

Петр забрался на ступеньки тамбура:

– Солдаты! Братья! Слухайте, что я вам сказать хочу!..

Обернулись. Начали подтягиваться. Ему показалось, со ступенек недостаточно высоко, не всем его видно и слышно. Он ухватился, подтянулся, забрался на крышу. Встал, поднял руку:

– Слухайте меня! На черное дело нас тягнут, братья! Супротив воли народа и жизни народа!

– Ну брехать! На предателев идем, которые Россию в кабалу германцу хотять! – выкрикнул кто-то снизу.

– Не, солдаты, вы меня слухайте! Рази ж и я за то, чтоб родимую землю врагу отдать? Моя сторона та, где пупок мне резан, и за ее я тоже кровь пролил. И мне родимое горе чужой радости дороже, и нашу родимую Россию я тоже буду защищать до последнего! Да генерал Корнилов на совсем другое нас ведет: чтоб бедноту снова в бараний рог скрутить, а помещика, капиталиста да царя-кровопивца над нами снова поставить и войну продолжать, за ихние Босфоры, контрибуции и Дарданеллы!

– Эй, слезай! Ты чего – о двух головах, что ль? – послышалось из сгрудившейся солдатской толпы.

– Нет, буду говорить! Сколько наших солдатских ртов досыть землей наелось за ихние Босфоры и Дарданеллы? Я старшого брата на румынской земле захоронил, а у него сам-десять ртов осталось. На кой была ему та румынская земля? Ею, что ль, накормит он десять галчат? Сам накормился – на сажень в землю ушел... И сам я воевал не хужей других, тоже изранитый и поконтуженный! У меня одна голова, и теперича она мне в десять раз нужней, чтоб брательниковых галчат прокормить и его жене, солдатской вдове, по хозяйству пособить!..

Солдаты примолкли, слушали. Потому что говорил он об их собственной доле.

– Но так я вам скажу, братья: не надоть нам иттить на Питер – таких же, как мы, мужиков да мозолистых рабочих изничтожать, катами-палачами делать себя! Чего Корнилов хотит? Чтоб, как раньше, тянулись мы перед офицерами, а они нам в зубы кулаками тыкали! Он – за смертную казнь солдатам и революции! Так что: за своей смертью мы сами идем?.. Я другое вам скажу: и Корнилов – предатель России, и Керенский – предатель! Один царский генерал, другой – буржуйский холуй!.. Хоть поцапались они, как кошка с собакою – один фырчит да лает, другой мурлычет да фыркает, – а из одной кормушки едят, одному хозяину принадлежат!

– Где ж она тогда, правда? И твоя, и ихняя, и еще чьясь, а нет ее нигде!

– Есть! Есть правда! Она у тех, кто обещает замирение всем народам, землю – крестьянам, хлеб – голодным! А чтоб утвердить эту правду, надо власть самому народу в свои руки взять – солдатам, крестьянам и рабочим!

Он увидел, как кто-то врезался в толпу, протискивается сквозь нее. Разглядел поднятый околыш офицерской фуражки.

– Не слушайте его, солдаты! – зазвенел молодой голос. – Это ж германская марка! Так большевики говорят!

– А я и есть самый настоящий большевик! – торжествующе вскричал Петр. – Потому и говорю я самую большую правду!

– А-а, агитатор!

Никто не успел и опомниться, как подпоручик выхватил револьвер и начал стрелять в фигуру, резко обрисованную на фойе неба.

Петр покачнулся, взмахнул руками, как подбитая птица крыльями, сделал шаг и рухнул на головы солдат.

– Уаааа! – взревела толпа, разом ощетинившаяся штыками на сброшенных с плеч винтовках.

– Что вы? Что вы! – взвился молодой голос. Георгиевцы отхлынули. Офицер остался в пространстве меж эшелонами один. Штыки нацелились на него.

– Что вы! Да я же!.. На помощь!..

Он пригнулся, чтобы нырнуть под вагон, и захлебнулся в предсмертном, отчаянном, нечеловеческом крике.

От штабного вагона бежали офицеры, на ходу вырывая из кобур наганы. Но, встреченные настороженными жалами сверкающей стали, оторопело, будто споткнувшись, останавливались. Засовывали револьверы.

– Не пойдем на Питер! Завертай назад, в бога душу мать!.. Всех вас, гадов, порешим, а на Питер, народ губить, не пойдем!..

Будто голосом Петра Кастрюлина. Его словами, вошедшими в сердца и души братьев-солдат...

2

Сыпавшиеся со всех сторон вести – одна тревожней другой – наводили Корнилова на мысль: хотя генералы и офицеры на его стороне, но солдаты – те штыки и сабли, которые были нужны в первую очередь, – не хотят поддерживать "корниловское дело".