Заговор генералов

– Ноздря в ноздрю, – удовлетворенно гмыкнул Василий. – Тогда установку нашу знаешь. Она прежняя: расшевелить, раскачать, взбудоражить народ лозунгами борьбы против войны, дороговизны, монархии. Вовлечь массы. Царь бросит против народа армию. Это разложит войско. Привлечение армии на сторону народа – вот один из важнейших вопросов. Кое-кто думает, что сможем обойтись боевыми дружинами. Нет, кишка тонка. Пятый год показал, что на данный момент самое главное – за кем пойдет армия. За нами или за ними.

– Знаю. Ленинская установка. Но ты думаешь, они этого не понимают? Одни говорят речи, а другие, я уверен...

– Ну что мы друг друга убеждаем: брито-стрижено? – рассмеялся Василий. – Все верно! Сегодня с утра в Совдеп и к нам в штаб восстания прибежали ребятишки из разных частей: офицеры вернулись в казармы, водворяют прежние порядки, требуют сдать оружие.. И не самочинно требуют – по распоряжению Временного комитета Думы. Уже и в город выходить – с особого разрешения. Родзянко полагает, что все закончено: вывеску сменили, а лавочка осталась та же.

– Вот видишь! – снова начал злиться Антон. – А мы...

– Слышал? – оборвал его, рассмеялся Василий. – Вчера даже жандармский эскадрон прискакал с "Марсельезой" ! Тоже стали защитничками революции. Родзянко и с ними лобызался. Правда, думцы – великие храбрецы. Вчера же кто-то поднял крик: "Хабалов идет! Хабалов идет!.." Тут такая паника поднялась! Одни "избранники" под кресла залезли, другие прыснули бежать. Решили, что Хабалов свое воинство на Таврический ведет. А оказалось, что его самого арестовали и привели, сейчас в "министерском павильоне" сидит.

Посерьезнел. Прихлопнул ладонью по столу:

– Суть ситуации такая: у Родзянки в руках правительственный аппарат. На его стороне все – от Пуришкевича до кадетов. А главное – офицерство. На стороне Совдепа – солдаты и пролетариат.

– Так это же сила! – воскликнул Путко. – Решающая! Что может какой-то там ротмистр, если вся рота против него? А народ перед Таврическим? Одним духом сдует кого хочешь, если дыхнет.

– Ишь ты какой шустрый! – Василий склонил голову набок, словно бы стараясь получше разглядеть заявившегося к нему умника. – Я тоже до ранения на фронте был. Тоже, разрешите представиться, подпоручик саперного батальона. На передовой, сам знаешь, всегда кажется, что главный бой на твоем участке. Если ты идешь в атаку, значит, вся армия наступает; смазываешь пятки – ну конечно же вся армия драпает.

– Точно! – теперь уже улыбнулся Антон.

– Но по сей день фронты и вся действующая армия еще не сказали своего слова. Еще только начинает раскачиваться Москва. Слухи самые разные. А наиглавнейшее – сам наш Совдеп...

Василий резко махнул рукой:

– Мы ждали этих дней и, когда началось, покатилось, готовы были возглавить движение. На утро двадцать шестого назначили пленум Петроградского комитета, чтобы окончательно определить тактику и стратегию. А в ночь на двадцать шестое охранка почти всех членов комитета замела. И в "Кресты". Я тоже попал. Молодцы выборжцы – взяли на себя обязанности комитета. Но по неопытности, а может, и наоборот, из-за верности принципам... – он в сомнении пожал плечами, – допустили оставшиеся на свободе братишки одну промашку. Когда восстание началось, они бросились на заводы, на фабрики, в казармы – к народу. А эсеры и меньшевики – сюда, в Таврический. И сразу давай создавать Совет! И давай захватывать в нем места! Сейчас во всем Совдепе наших товарищей-большевиков – всего двое-трое. А вся верхушка – их. Вот смотри: председатель Совета Чхеидзе меньшевик, товарищ председателя Скобелев – меньшевик, второй товарищ председателя Керенский – трудовик, со вчерашнего дня примазавшийся к эсерам. И остальные – пальцев не хватит, той же масти шатия-братия. Не то чтобы воевать с Родзянкой – сами к нему лобызаться бегают. Керенский даже наплевал на решение Исполкома Совдепа и решил стать министром в новом правительстве, которое Родзянко сейчас хочет слепить. Говорят, что и для Чхеидзе кресло в Мариинском дворце подобрали. Но мы свою линию гнем. За каждую букву в решениях Совдепа грыземся.

Он достал часы:

– Сейчас снова будем заседать. Оч-чень важное будет заседание! Ты оставайся пока здесь за меня. Будут приходить солдаты из частей, давай им нашу литературу, пусть берут, сколько унесут, – Василий показал на стопки листков, уложенные на полу вдоль стены. – И сам почитай: это наш манифест "Ко всем гражданам России" и листовка "Настал час освобождения".

Взял со столика, за которым курсистка терзала "ундер-вуд", узкие полоски бумаги:

– Это мандаты штаба восстания на право входа в казармы гарнизона. Выдавай только нашим, большевикам.

По районам начали создавать отряды рабочей милиции. Вот мандаты на получение оружия в арсеналах. Тоже смотри в оба, кому даешь. С минуты на минуту начнут приходить делегаты от рот, всех направляй в Белый зал, на заседание. Действуй!

За ночь Антон не сомкнул глаз. Как опустился на стул, освобожденный Василием, так и не поднялся: со всех сторон наседали; принимать решения надо было немедленно.