Заговор генералов

Но теперь глазам предстала совсем иная картина. Небритые, угрюмые лица, пропотевшие гимнастерки. Куда ни глянь – нашитые на рукава белые черепа со скрещенными костями на черном фоне: эмблемы "ударных батальонов смерти". Нововведение Керенского и Корнилова, еще не дошедшее до их Двенадцатой армии.

И еще чего-то ощутимо не хватало по сравнению с мартовским днем его отъезда на фронт. Да, красного цвета! Где флаги, банты, ленты? Он огляделся. Нет их. Хотя вон, по стенам домов, ставшие неприметными, поблекшие, выцветшие, грязно-бурого цвета тряпицы. Неужели это и все, что осталось от мартовского, наперекор трескучим морозам, цветения, которое так казалось тогда – поторопило к пробуждению саму природу?.. Праздник красного цвета сменился белыми черепами на черных нарукавных нашивках. И вот на тумбе налеплен белый квадрат с оторванным на самокрутку углом приказ Временного правительства об аресте Ленина.

Тогда было третье апреля. Сегодня – четвертое августа. Четыре месяца... Где же они, торжественно встречавшие вождя революционного пролетариата пулеметные роты, дружины рабочей милиции, броневой дивизион?..

Но все равно ему захотелось проделать тот же путь, на Каменноостровский...

Вечерело, а у затворенных дверей продуктовых лавок и булочных пристраивались хвосты: кто со своим раскладным стульчиком, кто с одеялом под мышкой – видать, до утра.

Вот и дворец Кшесинской. Достопримечательность дореволюционного Санкт-Петербурга – щедрый подарок, сделанный скупым Николаем II своей пассии, примадонне Мариинского императорского театра. В первый же день революции Кшесинская, приказав прислуге накрыть к чаю, вышла на обычную, для аппетита и променада, прогулку и не вернулась. Через несколько дней балерина объявилась в Париже. Как потом во всех подробностях расписали газеты, она, покидая свой кров, прихватила лишь баул, набитый бриллиантами, изумрудами и прочими скромными преподношениями его величества и его родичей, их императорских высочеств... Хоть считалась глупенькой, а куда раньше своих поклонников почувствовала, чем грозит ей февральская гроза.

В тот же вечер дворец царской содержанки был занят броневым дивизионом и вооруженным отрядом выборгских рабочих, а через несколько дней передан ими под штаб-квартиру Петроградскому комитету большевиков. До конца июня во дворце Кшесинской находились и секретариат Центрального Комитета партии, и редакция "Солдатской правды", и солдатский клуб "Правда" Военной организации при Петроградском комитете РСДРП.

Сейчас Путко разглядывал дворец во все глаза. Со стороны Кронверкского проспекта он был в два этажа; цоколь из груботесаного красного гранита; над ним – шлифованный серый гранит, наполовину обрамляющий окна первого этажа; выше – белая кафельная плитка и уже по карнизу – синяя, с накладкой из кованых лавровых венков и гирлянд. Саженях в трех от тротуара на уровне второго этажа – балкон. Видна желтая застекленная дверь. Сколько раз выходил из нее на этот балкон Владимир Ильич, чтобы выступить перед рабочими и солдатами...

Дворец выходит углом на Кронверкский и на Дворянскую улицу. Со стороны Дворянской он одноэтажный, щедро застекленный – наверное, там был зал приемов, – отступил от тротуара, заслонен деревьями за чугунной оградой.

Тогда здесь с утра до позднего вечера было море людей. Сейчас обе улицы были пустынны. Окна по второму этажу – в брызгах разбитых стекол. У каменных брусков тротуара – клочья затоптанных бумаг. Вдоль стены и ограды прохаживаются юнкера с шевронами на рукавах – все те же черепа и кости, – с новенькими японскими карабинами за плечами.

Где же были в тот день, когда юнкера громили дворец, Иван Горюнов и его выборжцы?..

Антон пошел от дворца. Напротив, через сквер с вековыми деревьями, проглядывалась красная глухая стена и шпиль Петропавловской крепости. Путко пересек сквер и оказался на набережной. За широченным простором Невы едва виднелась черная с золотом ограда Летнего сада, линия дворцов и далеко справа – Зимний. Отсюда казалось, что на него, как шапка, нахлобучен купол Исаакиевского собора.

Зимний... Говорят, Керенский почивает ныне на ложе императора и надевает на себя перестиранное царское белье. И смех и грех... В окнах Зимнего уже блекло светились огни. В поте лица трудятся "заложник демократии" и его правительство?..

Что бы там ни было, но, как и в февральские дни, Антон прежде всего будет искать связь.