Александровский мост на противоположной стороне Невы вливался в Литейный проспект. Адрес Антон знал. Выборгская сторона, что осталась позади, была будто одета в рабочую блузу – серая, дымная. Здесь, за мостом, стены дворцовых зданий расцвечены щитами реклам. Оказывается, все так же пел Шаляпин, Сегодня вечером – в "Фаусте". Тут же рядом на листе буквами в вершок: "Заем Свободы. Облигации сего займа выпускаются на 54 года и погашаются по нарицательной цене в течение 49 лет, тиражами, производимыми один раз в год, в декабре, начиная с 1922 года..." Тут же давалось изображение облигации: по центру, в венке – портал Таврического дворца. "Сильный враг глубоко вторгся в наши пределы, грозит сломить нас и вернуть страну к старому, ныне мертвому строю... Одолжим деньги Государству, поместив их в новый заем, и спасем этим от гибели нашу свободу и достояние. Миллионы сотен дают сотни миллионов. Пусть каждый из нас помнит, что купивший облигацию "Займа Свободы" в 100 рублей, дает армии 4 ружья, 15 снарядов или 1000 патронов..."
Какой-никакой, а отзвук войны. Да только если от каждого ружейного ложа перепадет в карман Родзянке по рублику, Ипполитову – по копейке с патрона, а уж Лессперу – не меньше чем по трояку со снаряда, сколько же это останется для "защиты свободы"?.. И какими купюрами выкладывать? Недавно вошли в оборот новые денежные знаки, выпущенные Временным правительством. На плохой бумаге, жалкие на вид. Их сразу окрестили керенками. Ходили они наравне с Романовнами, царскими красненькими и синенькими, но принимали их в уплату с меньшей охотой.
На тротуарах – полным-полно народа. Какой нынче день? Вроде бы суббота, рабочий. Правда, в толпе больше серо-зеленого цвета. На рукавах гимнастерок и френчей все те же черепа и кости или черно-красные нашивки "штурмовых батальонов", "батальонов тыла" и прочих формирований Временного правительства.
По мостовой под медь оркестра маршировала воинская часть. Антон не обратил бы на нее внимания, если бы праздношатающиеся не поспешили к кромке тротуара. Впереди колонны плыло необычное, из золотой парчи, с черным крестом посредине, знамя. Путко протиснулся. Ба, женщины! В гимнастерках с погонами, в шароварах. Икристые ноги оплетены обмотками, лямками и ремнями стиснуты груди. За спинами вразнобой колыхаются трехлинейки с примкнутыми штыками. На парче вышито: "1-я женская военная команда смерти Марии Бочкаревой".
Молодые щеголи в полувоенных френчах, стоявшие на тротуаре рядом с Антоном, оглядывали "смертниц", как ощупывали.
Нелепо: женщины – и "команда смерти". Кощунственно...
Табличка справа от двери подъезда: "Союз офицеров армии и флота. Петроградское отделение". Под табличкой приколота картонка: "Кв. 19, 3-й этаж".
Он одернул гимнастерку. Подтянул ремень. Помедлил, собираясь с мыслями. "Фронтовик и кавалер... прикинусь олухом господним..."
Взбежал по лестнице. Дверь в квартиру не затворена. Гул голосов. Коридор – хоть на велосипеде раскатывай. В комнатах стоят, сидят, покуривают офицеры разных чинов и родов войск.
– Разрешите обратиться!
– С фронта? Свеженький? Пожалуйста, сюда, господин поручик, к подполковнику князю Гаджиеву!
Подполковник – молодой, тонколицый, с густыми, сросшимися на переносице бровями, в белой черкеске с серебряными гравированными гозырями – был в кабинете один.
Он вышел из-за стола, заваленного бумагами, взял пакет, прочел вложенный в него лист. "Знал бы ты, кто держал это письмо в руках нынешней ночью..."
– Очень харашо, баевой офицер! Ну, чего скажешь?
– Прибыл. Сказать ничего не могу – прямо с передовой.
Вытянулся:
– Извините! Командующий Шестой отдельной штурмовой полевой!..
– Зачэм? – оборвал его рапорт подполковник. – Я уже все прочел. С какого фронта? – он заглянул в листок. – А-о, от Владислава Наполеоновича Клембовского?
– Не имею чести знать главнокомандующего Северным фронтом лично!
– А я знаю. Вмэсте вино пили. Хароший человек, но куда глядит? Вот! князь протянул поручику бланк. – Сегодня получили. Для сведения. Читай.
Антон взял бланк:
"Ставки – Петроград. Военмин, Министру юстиции,
Петроградское отделение Союза, Петроградское агентство.
Главкомитет Союза офицеров протестует против нарушения постановления Временного правительства и бездействия власти, двоеточие. Издаваемая районе XII армии газета "Окопная правда" переменила свое название на "Окопный набат" и продолжает выходить в том же большевистском духе и по прежней программе. Точка. Ставка. Главкомитет".
– Не могу знать! – отдал он бланк.
– Аткуда тебе знать? Контрразведка должна знать. Подполковник разглядывал его, а он – подполковника.
Красив. Оливковое, со смуглым румянцем, тщательно выбритое лицо. Под полоской щегольски подстриженных усов – крепкие зубы. Украшение парадов и балов. Монархист – как пить дать.
– Какое дэло хочзш?
– Не могу знать! – он изобразил на физиономии недоумение. – Не знаю целей офицерского союза – ведь я с передовой!
– Введу в курс дэла, – ласково хлопнул его по плечу князь.