Заговор Гильгамеша

Рассвет на следующее утро оказался медленным переходом от нежного белого свечения к востоку, за которым последовало устойчивое повышение яркости неба от звездно-черного до тускло-синего, пока солнце не оторвалось от горизонта, чтобы сиять с возрастающей силой. Джерри окинул взглядом безоблачное небо и устало приподнял навес. Она взяла бутылку и отпила солоноватую воду. «Это не так плохо, как я думал. Может, это значит, что это принесет мне пользу».

К ее удивлению, ей нужно было немного пописать, и она решила добавить это в воду, которая кружилась по краю плота. Внезапное чувство покалывания заставило ее вздрогнуть, и она огляделась. «Замечательно; инфекция мочевыводящих путей или что-то в этом роде. Просто чтобы мои последние дни были интереснее. Спасибо тебе, Господи. Ничего страшного, мисс Тейт, примите эти антибиотики и пейте много воды.

Она слегка захихикала. «Не забывай; пить много воды. Да, доктор. Не забывай… пей много воды. Не забывайте, мисс Тейт… пейте побольше воды.

«Много воды».

«Много воды.»

«Много воды.»

«Плен…… ээээ».

* * *

«Мне холодно.» Она вздрогнула. «Почему мне так холодно? Солнце село. Нет, это не так. Просто стало облачно. Там серый туман под облаком похож на дождь. Дерьмо!»

Собрав последние запасы энергии, Джерри спустила навес и поставила его нижней стороной вверх, сформировав воронку, как она практиковала. Она приготовила бутылки и расстелила свитер и блузку на тот случай, если эффект воронки не сработает. Она сидела, дрожа от надежды, и надеялась, пока дождь приближался к ней. Одно время она думала, что он пройдет мимо нее, но внезапно попала в потоп. Она наполнила бутылку водой и попробовала. Юк! Соль и химикаты. Она снова наполнила его; попробовала и выругалась на вкус. В третий раз, и на этот раз она пила и пила, пока в ее животе не плескались два литра воды. Она начала пить еще, но глубоко внутри нее почувствовал укол боли. Она наполнила две бутылки с водой и осторожно закупорила их, а затем легла и позволила дождю окутать ее, немного посмеиваясь и время от времени бормоча «много воды». Затем она согнулась от боли, поскольку ее пищеварительная система пыталась справиться с внезапным потоком жидкости после нескольких дней лишений, то сжимая колени, то выгибая спину, пытаясь облегчить спазмы.

* * *

Джерри застонал от изнеможения, когда она накинула на себя балдахин. При свете луны ее часы сказали ей, что время где-то близко к полуночи. Ее желудок успокоился, и, хотя она больше не страдала от бушующей жажды, она была ужасно напугана и одинока. Она провела много дней в одиночной камере в тюрьме за множество проступков, но охранники всегда были рядом и обеспечивали некоторый человеческий контакт. Тогда она демонстративно решила, что одиночное заключение переносится легко, но теперь она осознала истинный смысл одиночества и осознала, как тяжело это переносить. Она пыталась воспроизвести фильмы в уме, чтобы облегчить скуку, и иногда погружалась в приступы прерывистого сна, когда воспоминания уносили ее в сны. Ночь медленно приближалась к рассвету, и начался еще один день на спасательном плоту.

* * *

«Ветер — свет; состояние моря — умеренное; облако — разорванный слой пластов к юго-западу; температура — вероятно, будет жарко». Она потянулась за бутылкой, когда солнце осветило горизонт, и выпила четверть литра воды, затем напрягла мышцы живота в ожидании болезненных судорог. Через несколько минут она расслабилась и сказала: «Мне кажется, это сошло мне с рук; что мне надеть сегодня? Вонючее белье, потные и соленые брюки, рубашка и свитер, слегка вымытые дождевой водой, а может, вообще ничего? Она посмотрела на свое тело. Ее кожа представляла собой странную смесь ровного загара и пятнистого красного загара, украшенного затемняющими синяками. Ее лицо все еще тупо болело в том месте, где ее ударили. Она провела языком по отсутствующему зубу и нащупала твердую корку на том месте, где была разбита ее губа. Затем с неуместным удовлетворением она увидела, что потеряла жир на животе, и ее мышцы живота снова были показаны с определением, которого она не показывала в течение многих лет. Кроме того, физически она чувствовала себя в довольно хорошей форме, если не считать одной небольшой проблемы. Она присела на корточки и попыталась помочиться; она простонала, но затем, поразмыслив, решила, что жгучая боль утихла. «Слава богу за маленькие милости», — пробормотала она.

Она толкнула борта плота и решила, что может позволить себе обработать пот с помощью ручного насоса, чтобы он снова полностью надулся, и после этого она почувствовала себя лучше на требуемые двадцать минут физических усилий. Она легла на балдахин и, когда тепло тела, создаваемое ее усилием, утихло, она снова перевернула ткань на себя, чтобы согреться, и наблюдала за тем, как наступает рассвет. Через час солнце взошло еще больше, пока не начало светить ей в глаза. Она закрыла их, снова устроилась под навесом и попыталась решить, стоит ли ей одеться или поднять балдахин на место, а затем погрузилась в глубокий сон.

* * *