Заговор Горбачева и Ельцина: кто стоял за хозяевами Кремля?

Ну ладно, ошибся малость Я. Рябов при назначении на эту, далеко не престижную для Ельцина должность, но ведь через семь лет, когда, казалось бы, вы его изучили вдоль и поперек, не вы ли упорно продвигали его на должность секретаря, а затем и первого секретаря обкома КПСС. Упорно и настойчиво рекомендовали его Л. И. Брежневу, несмотря на то, что он был всего лишь секретарем обкома, то есть через одну ступень (по неписанным законам партийный кадровой политики на освободившуюся должность первого выдвигался Второй секретарь обкома КПСС. — А. К.).

Здесь-то, чем вы руководствовались? Вам-то уже было безразлично, кто сядет в освободившееся кресло, поскольку вы уже взлетели на вожделенный Олимп. Напротив, зная в какую зависимость от этого, уже сложившегося алкоголика, вы по слабости попали, нужно было бежать от него без оглядки, как от холеры или чумы. Да, слаб человек, и зачастую его личные проблемы заслоняют общественные, государственные.

Слово А. Коржакову, который в своих мемуарах приводит рассказ Б. Ельцина о том, как ему удалось «подловить» Рябова и «уважать себя заставить»:

«Когда Рябов был первым секретарем Свердловского обкома, они еженедельно ходили в баню. Парились и, понятно, выпивали. Причем пили на равных, но всякий раз почему-то выходило, что Ельцин оказывался более пьяным, чем Рябов. Борис Николаевич здорово это переживал. Как же так! У меня, мол, и рост, и габариты — больше, а перепить его не могу.

И вот приходят они однажды в баню. Мокнулись в бассейн, тут же на бортик ставят поднос со стопками и фужерами. И Рябов, видно, расслабился. Опрокинул рюмку, взял фужер с водой и как будто запивает. А на самом деле он водку набирал в рот, а потом незаметно выплевывал ее в фужер. Ельцин это дело просек.

— Я, говорит, таким зверем на него посмотрел. Рябов замельтешил, засуетился. И с тех пор стал пить на равных и приходить с Ельциным домой вместе: жили они в одном доме»[76].

С тех пор Я. Рябов был не в «авторитете» у Б. Ельцина и он всегда о нем отзывался весьма нелестно. «Всячески его костерил», — вспоминает все тот же А. Коржаков. Впрочем, так ему и надо — бог шельму метит.

Однако вернемся к самому началу восхождения начальника Свердловского домостроительного комбината по ступеням партийной лестницы. Сам Б. Ельцин вспоминает по этому поводу в «Исповеди…»:

«14 лет проработал на производстве (явно не в ладах с арифметикой, фактически 12 лет. — А. К.) — и вдруг предложение возглавить отдел обкома партии, отдел строительства. Сильно этому предложению не удивился, я постоянно занимался общественной работой. Но согласился без особого желания. Работа начальником комбината у меня получалась: коллектив постоянно выполнял план, в общем, работалось хорошо, плюс была приличная зарплата… И все-таки пошел. Захотелось попробовать сделать новый шаг. Кажется, я до сих пор так и не могу понять, куда он меня привел»[77].

Зато хорошо это знает многострадальный народ России.

Как всегда, Б. Ельцин с головой окунулся в новую для него работу: мотается по области, инспектирует стройки, лазает по грязи и завалам. Особое напряжение испытывает накануне праздников, по окончании кварталов, полугодий, года — сдача объектов, отчеты, раздача премий и зуботычин. Вечный аврал, но для Ельцина — это родная стихия. Он чувствует себя в эти периоды — как рыба в воде. Работы он не избегает, наоборот, он ищет ее сам. Но при всем этом — грубость с подчиненными, порой переходящая в хамство, однако, никогда не позволяет себе ругаться матом и другим не позволял это делать. Для партийного работника такого масштаба невнимание к подчиненным — это нонсенс, поскольку каждый партаппаратчик зарубил себе на носу, чтобы карьера шла «мягко» — главное внимание людям, забота об их нуждах и запросах, о чем сам Ельцин фарисейски распространяется в своих мемуарах.

К покровителю Ельцина Я. Рябову все чаще поступают сигналы о грубости его подчиненного, с просьбой: «Уйми ты его наконец!» Но уже и сам Рябов понял, что унять Ельцина невозможно, стиль его работы — хамство, но это и образ его жизни. И тут нет никому пощады, в том числе самым близким к нему людям. «Подвыпив, Ельцин мог прикрикнуть, нахамить своей жене, — вспоминал Рябов. — После одной из таких посиделок я вызвал Ельцина к себе и сказал ему: «Как ты можешь так вести себя со своей женой?! Она же мать твоих детей!» Борис как всегда лишь хмурил брови и отводил глаза в сторону. Наина Иосифовна в те годы была кроткой и скромной. Двух своих дочек они воспитывали очень строго. Лена и Таня знали, что если они что-то натворят, — поблажки не будет»[78].