Заговор, которого не было...

Начавшаяся в России революция внесла еще одну кор­рективу в биографию Владимира Таганцева. Он возвраща­ется в Петроград, на кафедру, исполняет обязанности пре­подавателя. 28 сентября 1919 г. он избран преподавателем по кафедре географии. Надо сказать, что еще 1 октября 1918 г. Народный комиссариат просвещения, чтобы, как было объявлено, демократизировать состав преподавате­лей в университетах (а по сути, ввиду того, что большая часть старой профессуры эмигрировала либо отказалась служить большевикам, либо была репрессирована, либо, в силу недоверия, отлучена от кафедр), отменил традицион­ные ученые степени: доктор, магистр, адъюнкт. И ввел единое ученое звание «профессор» для всех, читающих са­мостоятельные курсы. Так совсем молодым В. Н. Таганцев стал профессором, но заметим, однако, — по своим знани­ям, подготовке он этому высокому званию вполне соответ­ствовал...

Одновременно В. Н. Таганцев начинает работать в Сап­ропелевом комитете. Сапропель — ил, образующийся из перегнивших растительных и животных останков на дне некоторых стоячих водоемов. Органических и химических удобрений не хватало, возникла идея использовать для удобрения истощенных полей сапропель. Комитет, в кото­рый вошел В. Н. Таганцев (многих его соратников по Ко­митету постигла та же печальная участь репрессирован­ных), и взял на себя научную проработку всех этих вопро­сов. Во время поездок в «экспедиции» он, как и его товарищи, привозил из российской глубинки в голодный Петроград небольшие толики продуктов, выменянных бог знает на что... В конце 1919 г. его арестовали вологодские  чекисты[1], обвинив в незаконном провозе продуктов сапро­пеля, а также продуктов питания для преподавателей ка­федры (не эту ли «спекулятивную деятельность» имели в виду и петроградские чекисты, собирая обвинения против Таганцева?). Казалось бы, дело житейское — вся Россия кишела мешочниками, вся Россия барахталась, пытаясь выбиться из тисков голода, в которые затащили ее пламен­ные революционеры.

От вологодских удалось вырваться, отделавшись легким испугом. Но спустя несколько месяцев он случайно попа­дает в засаду, устроенную по методу верши. «Ну, — поду­мали, должно быть, друзья и коллеги ставшего почему-то невезучим когда-то везучего профессора Таганцева, — из этакой мелкой беды вытащим в одночасье». Трагические иллюзии. Кончился 1920. «Красный террор» набирал силу. И тех, кого брали, так просто не отпускали. Вначале прове­ряли на возможность подключить к какому-либо заговору. Таганцев показался петроградским чекистам фигурой вполне подходящей. Петроградский университет прислал поначалу весьма гневное, возмущенное письмо в Губчека — с просьбой немедленно (!) освободить из-под ареста профессора В. Н. Таганцева, случайно попавшего в засаду и арестованного 29 ноября 1920 г. И на этот раз его выпус­тили. Но, видно, взяли на заметку. И когда арестовали 1.06.1921 г. — то уже навсегда. Напрасно бросается хлопо­тать за сына академик Н. С. Таганцев, не в силах понять, на каком основании арестован и содержится под стражей его сын. Он пытается разобраться в юридических аспектах ареста, добиваясь сведений — в чем обвиняют сына, что ему инкриминируется?

А сына тем временем уже «назначили» руководителем создаваемой в кабинетах Петрогубчека новой «боевой» контрреволюционной организации. В. Н. Таганцев был, по сути дела, обречен. Его не могли спасти ни ходатайства, ни мужественное поведение на допросах, отказ давать «улича­ющие» друзей показания, отсутствие фактов его контрре­волюционной деятельности, показаний свидетелей, дока­зывающих его руководящую деятельность в «Петроградс­кой боевой организации»... Все было напрасно. Профессор Таганцев попал под равнодушный тяжелый каток «красно­го террора».

Вполне возможно, что его даже не пытали. Он просто стал жертвой очередной провокации. Что обычно делал порядочный человек, арестованный в годы массовых реп­рессий 1919—1953 гг.? Если видел, что судьба его решена, старался оградить, спасти других людей, вырвать из-под топора убийц близких, взять на себя вину невинных... Так и поступал руководитель не существовавшего никогда «Комитета боевой организации».

Арестованному Таганцеву не потребовалось много вре­мени, чтобы понять, что его судьба решена, и единствен­ное, что он может сделать, это постараться спасти других проходивших по делу ни в чем не виновных людей. Надеж­да на это у него появилась после того, как ему были переда­ны заверения руководителей Президиума ВЧК Дзержинс­кого, Менжинского, Уншлихта и Ягоды в том, что ЧК не будет применять к членам «боевой организации» высшую меру наказания, не будет арестовывать лиц, «случайно или слабо связанных, а равно и освобожденных лиц» и т. д. От

Таганцева же требовалось одно — «разоружиться», подроб­но рассказать о целях и задачах «боевой организации», ее деятельности. Потребность в такой информации была ог­ромной, так как шитое белыми нитками дело начало «тре­щать по всем швам», а это было чревато немалыми непри­ятностями, ведь о нем раззвонили на всю страну.