Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

Геостратегический диагноз Тухачевского по смыслу сводился к главному положению: «…Правящие круги Германии основную стрелу своих операций направляют против СССР». При этом Гитлер, по мнению Тухачевского, рассчитывает на то, что Франция и Великобритания сохранят нейтралитет. Здесь же он говорит об антисоветском союзе Германии и Польши. Наконец, главное: ссылаясь на опыт Германии в Первой мировой войне, когда ее стратегический план предполагал нанесение первого удара по Франции, а потом по России, Тухачевский убеждал читателей, что эту ошибку Гитлер уже не повторит. Первый удар, судя по мнению автора, выраженному в первоначальном варианте статьи, Гитлер нанесет по СССР. «В случае осуществления своей безнадежной мечты о разгроме СССР, – продолжал Тухачевский, – конечно, германский империализм обрушился бы всеми силами на Францию». И только после сокрушения Франции и овладения ее экономическими и сырьевыми ресурсами, Германия, по мысли Тухачевского, начала бы войну против Великобритании. «Без прочного обладания Бельгией и северными портами Франции морское соперничество с Великобританским империализмом Германии не по плечу»¹¹⁴³. Таким образом, Тухачевский фактически утверждал, что Германия, в первую очередь угрожает СССР, а во вторую – Франции. Получалось, что СССР больше, чем Франция, заинтересован в военном союзе и военном сотрудничестве, а не наоборот. Он убежденно излагал свое видение международной геостратегической ситуации и перспективы ее развития. Оно вполне соответствовало его предложениям по оперативному плану.

Правка Сталина фактически вычеркивала все только что приведенные расчеты Тухачевского, составлявшие суть его геополитических и геостратегических воззрений, его концепцию «большой войны» в Европе. В «Правде» и в «Красной звезде», вместо этого, в тексте статьи Тухачевского были опубликованы строчки, написанные Сталиным. Из их содержания следовало, что антисоветское «острие является удобной ширмой для прикрытия реваншистских планов на Западе (Бельгия, Франция) и на юге (Познань, Чехословакия, аншлюс)»¹¹⁴⁴. Можно спорить о том, являлись ли эти слова выражением сути геостратегических представлений и прогнозов Сталина и насколько он был убежден в представленных расчетах. Во всяком случае, они имели откровенно выраженный политический смысл: испугать Францию и другие страны Европы от имени Тухачевского – лучшего знатока германской армии и ее настроений. Не была ли это просто политическая игра со стороны Сталина?

Трудно сказать (повторю еще раз сомнения), насколько высказанные Сталиным в статье мысли о перспективах развития международных отношений в Европе в сторону новой войны были адекватны его реальным убеждениям в то время. Однако, как показал начальный период Второй мировой войны, в конечном счете он в основном оказался прав: после сокрушения Польши и оккупации ее территории, Гитлер направил все свои вооруженные усилия на Запад, против Франции и Англии, а не против России.

Общеизвестно, что, начиная, по крайней мере, с 1924 г., Гитлер не скрывал того, что главным противником Германии является Россия, что уничтожение «еврейско-большевистской власти» в России – его генеральная миссия в мировой политике. Однако целый ряд объективных обстоятельств международных отношений в Европе и развития социально-экономической и политической ситуации внутри самой Германии вынуждало его принципиально менять свои военные планы, начиная с 1938 года. А до 1938-го? Не задерживаясь на фундаментальном анализе германо-польских отношений в 30-е годы, привлеку в свидетели человека, который в течение достаточно долгого времени мог близко наблюдать Гитлера, человека, пользовавшегося большим доверием со стороны рейхсканцлера Германии в силу хотя бы своего должностного положения – адъютанта «фюрера». Я имею в виду полковника фон Белова. Впрочем, он не совершает никаких открытий в своих воспоминаниях о Гитлере и его политических настроениях накануне и во время Второй мировой войны. Я, в свою очередь, воздержусь в данном случае от критического анализа его воспоминаний. В контексте рассмотрения этого частного, сопутствующего вопроса, не в них суть.

«Исходя из германо-польского пакта о ненападении от 1934 г., – вспоминает Н. фон Белов обстановку 1939 г., – и зная о старинной вражде Польши к России, Гитлер видел в ее лице союзника по борьбе с большевизмом. Он считал, что страх Польши перед русскими послужит исходной базой для германо-польского компромисса. Поэтому его территориальные требования к ней не переходили приемлемых пределов. Но события мая 1938 г. впервые напугали Гитлера. Англия предприняла тогда окружение Германии в контакте с Прагой. Второй удар нанесло ему 31 марта 1939 г. британское обещание гарантий Польше»¹¹⁴⁵. Так фон Белов объясняет изменение внешнеполитического военного курса Гитлера на войну с «восточного», «русского» направления, на «польско-западноевропейское» в 1938 г.