Учитывая несомненные преувеличения в описании поведения Уборевича, можно тем не менее констатировать, что Уборевич не хотел принимать участия в стратегической игре. Мотивация была единственная: «Кто нас. будет учить там». Имелся ли в виду в данном случае Тухачевский? Очевидно, в первую очередь, речь шла о Егорове и Ворошилове, поскольку и разработку игры, и руководство игрой осуществлял маршал Егоров, а его авторитет у значительной части тогдашней советской военной элиты был весьма низкий. Возможно, и Тухачевский, поскольку это именно он был инициатором проведения такой стратегической игры. А Уборевич считал себя никак не менее компетентным в таковых вопросах, чем Тухачевский. Их соперничество к этому времени было достаточно заметно, хотя вряд ли его можно было бы назвать враждой. Видимо, именно этими соображениями мог объяснять свое нежелание принимать участие в игре командарм Уборевич, да и Якир. Но были и другие, более фундаментальные стратегические соображения, которыми можно объяснить отрицательное отношение Уборевича и Якира к планируемой стратегической игре.
Уборевич и Якир не считали Германию противником № 1, а западный театр военных действий – первостепенным. Наоборот, все их внимание было обращено на Дальний Восток. Они, особенно Уборевич, и в 1936 г. считали, что стратегически наиболее важным является дальневосточный театр военных действий. Повторяя тезис Сталина о «двух очагах военной опасности на сегодняшний день: Японии и Германии», Уборевич считал: «…Острее сегодня является Япония…. Мы с вами, товарищи, должны на Дальнем Востоке ждать войны в любой момент». Что же касается угрозы войны со стороны Германии, то, хотя, по мнению Уборевича, ее можно ждать «неизбежно в этом году или следующем», он допускал при этом столкновение и «через 2–3 года»1156
.Уборевич и Якир, судя по контексту имеющихся документов, поддерживали существующий оперативный план Генштаба и тот проект заданий и условий по игре, который был утвержден начальником Генштаба Егоровым. Во всяком случае, признаков возражения против существующего оперативного плана Генштаба с их стороны замечено не было. Очевидно, они полагали, что он вполне соответствует сложившейся геостратегической обстановке и пока не нуждается в изменениях.
Уборевич продолжал придерживаться этой концепции и в сентябре 1936 г., реализуя проект маневров БВО. «Главной целью маневров являлась отработка встречного сражения, прорыва сильных оборонительных линий и контрманевра… Маневры получили отличную оценку у наркома и Штаба РККА»1157
. Следует обратить внимание на последнее замечание: «отличную оценку у наркома и Штаба РККА», но не у Тухачевского (!), который присутствовал на этих маневрах. А ведь именно он считался с 1931 г. негласным главнокомандующим всех советских войск, которые в случае войны будут действовать на Западном театре военных действий.Исходные соображения по игре, проведенной Генеральным Штабом РККА 19–25 апреля 1936 г., были утверждены 20 марта 1936 г. наркомом обороны СССР Маршалом Советского Союза Ворошиловым.
Как один из разработчиков оперативных заданий для военно-стратегической игры 19–25 апреля 1936 г., Маршал Советского союза М.В. Захаров (в то время сотрудник Оперативного управления Генштаба РККА), вспоминал, что «на двусторонней и двухстепенной (фронт – армия) военно-стратегической игре, проводимой начальником Генерального Штаба маршалом А.И. Егоровым, отрабатывался возможный вариант боевых действий в начальный период войны»1158
.Согласно заданию, разработанному полковником Г. Иссерсоном и утвержденному начальником Генштаба РККА маршалом Егоровым, в этой стратегической игре советским Западным фронтом командовал Уборевич (командующий Белорусским военным округом), «германской стороной» Тухачевский, а «армией буржуазной Польши» Якир. Однако в самом начале этой игры возникла достаточно острая дискуссия между Тухачевским и Егоровым по некоторым условиям игры, определенным Генеральным Штабом на основании существовавшего оперативного плана.
Исследуя варианты развертывания боевых действий на западных границах СССР, ситуацию войны против Германии и Польши (как ее союзника) в сложившейся стратегической обстановке, Тухачевский приходил к определенному твердому убеждению, настойчиво внушая его и своим оппонентам.
Он был убежден в том, что «стратегически наиболее выгодным путем (для Красной армии) является быстрый разгром армиями вторжения вооруженных сил Эстонии, Латвии и Литвы с тем, чтобы выход наших главных сил, действующих севернее Полесья, на линию Кенигсберг – Брест-Литовск произошел в условиях, когда эти главные силы будут иметь за собой широкий, охватывающий тыл»1159
.