Хотя к 1935 г. имелись весьма серьезные нарекания со стороны высшего комсостава к Егорову как начальнику Генерального штаба и авторитет его со времен гражданской войны значительно понизился, большинство высших командиров Красной армии согласны были признать за ним право на звание маршала за былые заслуги и учитывая занимаемую им должность.
А вот присвоение звания Маршала Советского Союза Блюхеру очень многими, если не большинством «советских генералов», признавалось не по заслугам, несмотря на популяризацию его имени в официально пропаганде начиная с 1929 г., т. е. с событий на КВЖд. Прежде всего, своего недовольства не скрывали Якир и Уборевич. К 1935 г., всем было известно, что подчиненная Блюхеру ОКДВА по боевой подготовке очень отстает от других военных округов, прежде всего от Украинского (Киевского) и Белорусского – самых лучших. Начиная с 1931 г. поток критики Блюхера не прекращался, обсуждался вопрос о снятии его с должности командующего ОКДВА Вне всякого сомнения, как высший командир Блюхер был значительно ниже по профессиональной репутации Якира и Уборевича. Он не пользовался большим авторитетом у высшего комсостава – ни как личность, ни как военный специалист.
Уборевич же еще в годы гражданской войны был включен в четверку самых выдающихся советских военачальников, вместе с Тухачевским, Фрунзе и Егоровым, не имевших высшего военного (академического) образования и «причисленных» к Генштабу (в 1922 г.) за выдающиеся полководческие заслуги.
С другой стороны, присвоив Уборевичу и Якиру звание командармов 1-го ранга вместе с Беловым, Шапошниковым и С.С. Каменевым, их уравняли с указанными высшими офицерами. И если Якир и Уборевич могли еще согласиться с присвоением этого звания С.С. Каменеву, даже если бы он получил звание маршала, как бывший Главком Вооруженных сил Советской Республики, обеспечивший своим руководством победу Красной армии в Гражданской войне (Каменев, претендовал на это звание), то они не скрывали своего возмущения тем, что их намеренно унизили, уравняв с Беловым и Шапошниковым, которые, конечно же, не пользовались в Красной армии слишком большим авторитетом. И Якир, и Уборевич почти не скрывали своих претензий на звание «маршала», полагая, что имеют на него гораздо больше права, чем Блюхер. То, что Сталин официально обозначил их как военачальников «второго ряда», а никто не сомневался в том, что решающее слово в присвоении тех или иных воинских званий имел не Ворошилов, а Сталин, могло значить лишь недовольство и враждебность последнего в отношении Якира и Уборевича. Он официально и совершенно незаслуженно указал на них как на «генералов» более худших, чем Блюхер. Кстати сказать, в контексте всего изложенного выше полное право претендовать на маршальское звание имел и начальник Политуправления РККА Гамарник. Конечно, он не был профессиональным военным, но ведь и Ворошилов тоже таковым не был, а авторитет Гамарника в Красной армии к 1935 г. был, пожалуй, не меньший, а то и больший, чем у Ворошилова. Но у Ворошилова этот авторитет был создан преимущественно правительственной пропагандой, а Гамарник заслужил его своим реальным поведением.
И вот, после предпринятых неудачных попыток отнять у Якира Украину, Сталин обрел полную уверенность в ненадежности Якира и в случае какой-либо политической неустойчивости, политической борьбы, он не мог рассчитывать на Якира и на Украину. Неизвестно, что могут в критической ситуации «продиктовать» Украина, Якир, самый сильный и самый подготовленный Киевский военный округ, находящийся на границе с Польшей. Ситуация была признана слишком опасной, и были предприняты уже действия иного, самого решительного рода: начались аресты якировских командиров.
Прямое наступление на Сталина уже было невозможно, во всяком случае, рискованно. Нельзя было давать кому-либо повод обвинить Якира и его сторонников в заговоре и подготовке государственного переворота. Решено было вырвать из рук Сталина Красную армию, а для этого – «свергнуть» Ворошилова.
Поддержку в этом деле Якир прежде всего нашел в начальнике ПУ РККА, 1-м заместителе Наркома Я.Б. Гамарнике, чрезвычайно влиятельном и уважаемом за исключительно высокие, почти безупречные, нравственные качества. У Гамарника тоже были основания для опасений и самообороны.
Если лично Якира упрекнуть в «троцкистском прошлом» было невозможно (подозрения Кагановича ни на чем не основывались). Троцкий ни намеком не вспомнил о чем-либо, что могло бы скомпрометировать Якира как его приверженца или хотя бы ему когда-либо симпатизировавшим. У Гамарника не все в этом отношении было так безупречно.