Заговор «красных маршалов». Тухачевский против Сталина

Тухачевский находился в неприязненных отношениях с Ворошиловым. Вряд ли Уборевич чувствовал себя неуязвленным и сохранял к Тухачевскому абсолютно дружеские чувства после того, как его, Уборевича, сместили с должности замнаркома и отправили на округ, а Тухачевского назначили на его место в 1931 г. Эта неприязнь, обида и соперничество лишь усилились, когда Тухачевскому было присвоено звание Маршала Советского Союза, а Уборевичу – лишь командарма 1-го ранга.

У Тухачевского были враждебные отношения с Буденным, неприязненные – с А.И. Егоровым. Не говоря уж о том, как к нему, гвардейцу-золотопогоннику, относились крестьяне, бывшие «партизаны» гражданской войны: Ковтюх, Кутяков, Белов, Дыбенко и им подобные. Поэтому Сталину нечего было опасаться Тухачевского, который был политически одинок Опасным он мог стать лишь в том случае, если все генералы согласятся признать его своим лидером, а он согласится принять на себя эту роль. Вот тогда «имя» Тухачевского становилось опасным для Сталина. Поэтому искать главную причину действий Сталина против Тухачевского в 1937 г. следует именно в этом.

Ворошилов в своем докладе 1 июня 1937 г. упомянул совещание, когда «Тухачевского поставили» (цитата приводилась выше). Имелось в виду совещание в Политбюро 7 мая 1937 г. Однако заседание Политбюро ЦК ВКП(б), запланированное на 7 мая 1937 г., содержало в своем плане лишь один вопрос «О секретаре Комитета обороны», который решался «опросом»¹³¹⁰. В тот же день, согласно «Журналу записей лиц, принятых И.В. Сталиным», 7 мая 1937 г. Сталин встречался лишь с Н.И. Ежовым. Встреча была недолгой, всего в продолжении 20 минут, с 14.50 до 15.10. Очевидно, она содержала служебную информацию Ежова и никакого ее обсуждения не было. Зато вполне можно рассматривать как совещание ограниченного круга лиц, входивших в состав Политбюро, совещание у Сталина на следующий день, 8 мая.

На этом совещании присутствовали: Ворошилов, Молотов, Каганович, Якир и Ежов¹³¹¹. Раньше всех пришел в 17.00 Ворошилов, покинувший кабинет Сталина в 21.00 вместе с Молотовым, Кагановичем и Ежовым. Скорее всего, Сталину нужно было обсудить какой-то, видимо, конфиденциальный вопрос, так или иначе касавшийся военного ведомства. Наверное, до совещания Сталин считал необходимым согласовать этот вопрос (или несколько вопросов) с Ворошиловым. Судя по тому, что на этом совещании, дважды – с 18.10 до 18.40 и с 19.30 до 20.10 – присутствовал командарм Якир, не являвшийся членом Политбюро, Сталин, во всяком случае, мог обсуждать с Ворошиловым и вопрос, персонально связанный с Якиром. Молотов прибыл в кабинет Сталина на 15 минут позже Ворошилова, в 17.15, и покинул совещание, как было указано выше, вместе с Ворошиловым, Кагановичем и Ежовым в 21.00. Каганович прибыл в кабинет Сталина одновременно с Якиром, в 18.10, а Ежов вошел в кабинет в 19.20. Очевидно, что вопросы, по которым, так или иначе, требовалась информированность Ежова, т. е. вопросы, касавшиеся компетенции НКВД, начали обсуждаться в 19.20.

Некоторые предположения появляются в связи с воспоминаниями Кагановича. Предварительно следует пояснить, что сам Каганович признавался, что он «с Якиром дружил»: «Он был моим другом. Я к нему очень хорошо относился в последние годы», хотя «в первые годы (имеются в виду 20-е, примерно в 1923–1925 гг. – С.М.) я к нему относился подозрительно»¹³¹². Возвращаясь к обстоятельствам 1937 года, приведу другой фрагмент воспоминаний Кагановича. «В тридцать седьмом году, – рассказывал он Ф. Чуеву, – когда было дело Тухачевского и Якира, меня вызвали в ЦК. Там Ворошилов, Калинин, Молотов. Сталин меня спрашивает: «Как вы относитесь к Якиру?» Я говорю: «Я – хорошо». – «Что же это – хорошо?» – «Я знаю его как крепкого командира». Я говорю:

– Вы, товарищ Сталин, хорошо помните, что я возражал против Якира в двадцать пятом году, и вы мне писали письмо, в котором просили принять Якира командующим и что Фрунзе за него ручается. Вы знаете, как я отношусь к вашему слову. Я ему поверил, бывал у него на военном совете, он бывал у меня. Я ему доверял.

Сталин так посмотрел:

– Верно, верно. Я писал письмо. Вопрос исчерпан»¹³¹³.

Каганович утверждает, что это разговор состоялся в ЦК. Однако, судя по составу присутствовавших на этом разговоре, это было совещание нескольких членов Политбюро ЦК. Скорее всего, это и было то самое совещание в Политбюро 7 мая 1937 г., о котором вспомнили во время упомянутого выше выступления Ворошилова на Военном совете в июне 1937 г. Если это так, то на этом совещании, происходившем, как отметил Каганович, «когда было дело Тухачевского и Якира» (т. е. в мае 1937 г. Именно с начала мая начались следственные действия с арестованными на предмет дачи показаний против Якира. – С.М.), обсуждался вопрос о «назначении» (новом назначении) не только Тухачевского, но и Якира.