Заговор Мурман-Памир

Вместо этого лицеист побарабанил пальцами по столу и сказал:

– Надо ускорить выступление.

Длинный в дымчатом пенснэ неслышно ответил:

– Когда оперировать приходится такими расстояниями, какими оперируем мы, главным действующим лицом является время.

– Совершенно верно, но события могут нас опередить.

В дымчатом пенснэ смотрел вопросительно:

– Вы думаете? Советская власть?..

– Ну?

– Укрепляется?

– Ерунда.

– Красная армия…

– Ерунда.

Длинный умолк.

– Не в том дело. Нас могут опередить другие группы. Моментом наивысшего ослабления советской власти и следовательно наиболее возможным моментом ее свержения явится конец мая…

– Что, кстати, вполне соответствует мнению замечательной рукописной брошюры, вышедшей из Троицкой лавры…

– Ах, на этом, я думаю, все же мы не будем базироваться…

– Нет, почему же в манифесте…

– Позвольте, до манифеста еще далеко. Не перебивайте! Короче говоря, возможны разнородные выступления. Принимая же во внимание наличность группировок…

– Немецкая ориентация?

– Вот именно. Она, несомненно, усиливается. Кадетство к ней определенно склоняется. Но и среди придворных кругов, вы знаете, эта точка зрения имела сторонников.

– Совершенно верно, передается из рук в руки письмо государя императора к Вильгельму.

– Оно явно подложно…

– Не скажите, Балашев видал подлинник…

– Во всяком случае здесь много возможностей. Мы же на это пойти не можем. Я полагаю, что надо спешить.

– Но…

– Последнее донесение Берендеева вы знаете. Опыт, наконец, удался.

– Не вполне.

– Но достаточно для нашей цели. И вот вчера и сегодня я склоняюсь к тому, чтобы Шефтеля и Берендеева вызвать немедленно сюда. Выступление необходимо организовать в начале мая. Для этого им надо быть здесь в апреле.

– Знаете, идея эта мне нравится.

– Тогда сейчас же посылаем телеграмму.

– Но барон?

– Барон?

– Я полагаю…

– Наша организация кажется не республика, к тому же барона нет уже целую неделю. – Может, его не будет еще месяц.

– Это меня серьезно беспокоит…

Из-за двери позвали:

– Вадим, Вадим.

Лицеист вышел в соседнюю комнату.

Там старушечий шопот, путаясь, сообщил:

– …бьется головой о дверь, все время кричит, боюсь, как бы не услышали.

Лицо Вадима стало совершенно каменным.

– Но верхние-то двери закрыты?

– Закрыты все время.

– Нельзя ли забросить чем-нибудь мягким, мешками какими-нибудь, чтобы звук не проходил.

– Попробую.

Вадим вышел в коридор, спустился по лесенке вниз, очутился в подвале перед железной дверкой. Дверка дрожала от чьих то ударов.

– Барон?

Дребезжащий голос из темноты выкрикнул:

– До каких пор вы будете морить меня голодом?

– До тех пор, пока вы не сообщите мне берендеевского ключа.

– Сообщить вам, чтобы вы после этого застрелили меня, как собаку?

– Наоборот, вы тотчас же получите деньги и паспорт для проезда в Финляндию.

– Не верю.

– Как знаете.

Вадим помолчал.

– Я ухожу.

– Чорт побери, сегодня крыса почти отгрызла мне ногу…

– Это ваше дело.

– Вы предательски, обманом захватили меня, главного инициатора и творца заговора, вы подрываете наше общее святое дело из-за личных интересов, из любви к женщине!

Вадим возвратился в комнату.

Длинный продолжал прерванный разговор.

– Но покамест барон не вернулся, самое присутствие наших памирских друзей бесполезно. Берендеев же владеет только половиной изобретения.

Вадим улыбнулся.

– Я почти убежден, что наш химик доведет операцию до конца. Итак, вы едете на телеграф? Идемте.

Из особняка вышли две фигуры по направлению к Арбату.

Таким образом из этого особняка тянулся клубок самых странных и запутанных событий. Совсем особыми качествами должен был обладать тот, кому суждено было их распутать. Серьезный, быть может, заговор удобно крылся за бредовой завесой. Ведь недаром ответственные работники только смеялись и махали руками при упоминании об этом заговоре. Им он представлялся сумасшествием или анекдотом. И вот этот анекдот готовился – быть может, больно укусить Советскую власть. Настоящим противником этого заговора мог, пожалуй, стать только человек, сам склонный к некоторой фантазии и преувеличению. Человек, чье неискушенное опытом сознание приняло бы без сопротивления существование таинственного яда и загадочного химика на Памире и еще тысячи тому подобных вещей.

Чье комсомольское воображение мирно хранило бы рядом с тезисами Коммунистического Манифеста головоломные приключения любимого Пинкертона. В то же время исполненный революционной решимости и самоотвержения. Обладающий решительной свежестью восприятия, с гадливостью отвергающий садическую подоплеку, бредовую Россию кокаина и Мережковского.

И такой противник у заговора уже существовал. Более того, на Арбате, он уже стоял за спиной заговорщиков. Имя же ему было Точный. Товарищ Точный.

Не так давно друг и сожитель по комнате товарища Точного, знакомя его со своею сестрою (все трое будущие рабфаковцы, тогда студенты впервые открывшего двери для всех университета), сказал:

– Живой чекист.

Причем товарищ Точный вспыхнул и ответил:

– Я выполняю техническую работу.

Действительно, он покамест подшивал бумаги в кабинете товарища Т.