Заговор Мурман-Памир

В этот день он пробирался с грудою книг по Арбату. Метель, одна из последних в этом году, сыпала в лицо горстями снега. Между горстями снега доносились слова:

– …комиссары, красногвардейцы, члены совдепа!

– Дребедень!

Точный машинально уже прислушивался.

– …и привезли два ящика опиума. Стоило это им… Пропуск.

И опять.

– …погрузили на автомобиль и доставили к…

Точный встрепенулся.

– Да это кто?

Два. Один пониже. Другой высокий.

– Выручка в сотнях тысяч. Риск по-прежнему незначителен. За вычетом организационных и транспорта…

На Арбатской площади обе фигуры остановились.

– Здесь мы расстаемся.

– Да, и надолго…

Жали руки.

– А постоянно…

– Отныне я буду обретаться у Мурмана…

– А я в Памир…

Расстались. Точный пошел за высоким. Вдруг высокий вскочил на извозчика.

В голове Точного мелькнуло:

– Задержать, следить…

Извозчик быстро удалялся.

– Пойду за низким.

Бобровый воротник низкого удалялся в направлении бульвара. Точный моментально его нагнал, заглянул:

– Чорт побери, не тот…

Извозчика и след простыл. Настоящего низкого тоже не было в помине.

– Упустил! Кому же я теперь расскажу, засмеют…

Стоял на углу Воздвиженки в недоумении. Мысли нарисовали стройную картину.

– Явная контрреволюция, плюс запрещеннейшая торговля наркотиками, плюс Мурман, плюс Памир. Значит Мурман-то Памир существует? Бежать, сообщить товарищу Т. немедленно!

И сразу же остыл.

– Что сообщить? Два слова, долетевшие с ветром. Все равно не обратят внимания. В Мурман-Памир никто ведь не верит.

И тут же назрела героическая решимость.

– Он должен, он обязан довести дело один самостоятельно до конца!

Узел событий

Хотя в хозяйственном отделе Глав… снаб… пром… и т. д. было и не так морозно, как в Секретариате (где перья пристывали к чернильницам), но все же сидеть было трудно.

Дора Яковлевна куталась в бархатную шубку, ручки в рукава, лицо спрятано в пушистый воротник. Ровно одиннадцать часов. Промокательная бумага на столе прикреплена аккуратно кнопками. Бумажек никаких, все чисто и на месте. Просеребрился в холодной тишине звонок. И серебристым голоском Дора Яковлевна:

– У телефона! – Я, я…

– Уже? Образчик? – Сейчас. – Хорошо, сейчас же… – Здесь же. Жду… – Да, да… Трубка повешена. Но губки Доры Яковлевны дрожат, движения отрывистые. Вообще неспокойна.

– А это, ах, да, опять… Тут же за плечом вплотную густые сросшиеся черные брови и огромные же черные, наивные и вместе такие сверлящие глаза: товарищ Мартьяныч. Надоедливый. А главное: глаза эти – сидит в противоположном углу, а оглянется и, кажется, что глаза эти с бровями тут вот, рядом.

Комсомольца Мартьяныча, верзилу с красным, как бы всегда с мороза, лицом, сидевшего с Дорой Яковлевной один на один долгие месяцы в этой нетопленной комнате, считала Дора Яковлевна своим заклятым врагом.

Вот и теперь. Мартьяныч уже пристает!

– Товарищ Якобсон! Товарищ Якобсон! Кто это вам звонил по телефону?

– Да оставьте, пожалуйста, товарищ Мартьяныч, что вы, право? Это мое личное дело…

– Вы могли бы дома устраивать ваши личные дела!

– Вот еще…

Неслышно ступая, вошел человек в теплой бекеше, с мягким кенгуровым воротником, неслышно притворил дверь, взглянул вопросительно.

– Сюда, сюда…

Вошедший и Дора Яковлевна забились в самый угол, шепчутся, ничего почти не слыхать. А все-таки долетает:

– …Сейчас же, сейчас же понесу и предложу…

– …Машины нет, нет, я не могу достать, мне теперь не дают.

В голове товарища Мартьяныча:

– Вчера клянчила у Розанова машину, говорит – привезти из деревни картошку, не дали ей.

– Но без машины… Откуда же я… Но крупные комиссионные…

Заговорили о деньгах, и сразу стало слышнее – свистящий шопот:

– При чем тут комиссионные?

– Мы бы сами доставили. Скажите адрес.

– Не скажу я адреса. Буду ждать.

– Где?

Сразу полная тишина. Ни слова не разберешь.

– Значит, сейчас же, сейчас же бегу… Щелкнул каблуками.

В голове Мартьяныча: – По-во-ен-но-му! Дора Яковлевна суетится, что-то складывает.

Вдруг обомлела. Красная невероятных размеров лапища щупает сверток. Мартьяныч спрашивает:

– Что это вы получили, товарищ Якобсон? Не колбасу ли?

– Вы с ума сошли. Оставьте сейчас же. Колбаса вас не касается. Отскочил, ага… то-то, возьму и пожалуюсь Розанову. Со смешком, торопливо: – Чулки и панталоны. И деловито: – Я должна сейчас же убежать на полчаса, не больше.

– Шагайте, шагайте!.

Попудрилась и выбежала.

Мартьяныч у телефона:

– Да, да, да. Коммутатор. Да, да, да. Владимира, Точного попросите.

– Володя?..

– У тебя теперь особый интерес к торговле, ты знаешь чем… Побежала предлагать образчик… То есть очень, очень похоже. Принесли ей сверток, она с ним побежала. Я сверток потрогал… Думал бежать сейчас же за ней… Да? – Ну, хорошо.

Кинулся в соседнюю комнату.

– Одел ваш полушубок и шапку!

И стремительно скатился с лестницы. Спрятался весь в полушубок, до бровей надвинута мохнатая, чужая папаха. Бегом по переулку. Вон она. Теперь осторожней. Перебежала Тверскую. По Тверской. Забежала в подъезд. Дом №! Вбежала по лестнице. Пока звонилась, мимо наверх, скача через несколько ступенек, кто-то пронесся. Дверь захлопнулась за Дорой Яковлевной.