Заговор обезьян

— Не, я Андрюша, — мальчишка ещё шире расплылся в улыбке, в которой не хватало нескольких молодых зубов. И пришлось внимательней вгляделся в это чистое лицо с безмятежными синими глазами, и стало отчего-то неловко, тягостно, будто использовал ребёнка в корыстных целях. Он уже далеко отошёл далеко от реки, а оттуда всё неслось: я Андрюшаааа…

Бедный парень! Но хоть при деле, за сезон что-то, да зарабатывает. Но получает ли этот мальчик пенсию по инвалидности? Его ведь надо вывозить куда-то на комиссию. И как он будет жить, когда не станет родителей? И притормозил от неожиданной мысли: а что, если бы кто-то из сыновей мог родиться вот таким? Или совсем калекой? И как наяву увидел застиранную простынь, искривленные ноги, налитые болью глаза. Что ж, и с этим пришлось бы жить, жалеть калечное тельце или вот такого Андрюшу. Но смог бы он тогда пойти в тюрьму? А что, здоровых детей бросать на произвол судьбы можно? Слава Богу, с ними всё в порядке. В порядке?! Да откуда он, бросивший семью много лет назад, знает, как они живут, что чувствуют? Чувствуют на самом деле…

Он долго обходил прибрежное село стороной, боясь встретить кого-то, такого же любопытного, как мужичок на том берегу. И вздохнул с облегчением, когда понял, что вышел на дорогу. Хотя радоваться было нечему: на синеватой полоске асфальта не было никакого движения. Пустынна была и степь, ни деревца, ни кустика, даже травы — выжгло солнце. Он шёл и шёл, а вокруг ничего не менялось, и стало казаться, что стоит на месте, так одинаково было всё вокруг. Появись сейчас вертолёт, и что, вниз лицом, как при бомбежке? Какая бомбежка! Хватит одного зажигательного патрона из огнемёта, и напалм превратит его в кучку пепла, и красный вихрь разнесёт его по степи, не останется и следа.

Нет, это безумие — идти по открытому пространству, чистое безумие, твердил он себе. Может, пока не поздно, вернуться назад? Андрюша перевезет его, и он рванет к спасительному хребту и пойдёт за ним! Хребет, он видел на карте, ещё долго тянется на восток. А почему нет? У него теперь кое-какая еда и, главное, вода! Вода! Ему теперь ничего не страшно… Нет, в самом деле, почему нет машин? «Дорога малоходная» — передразнил он Анатолия. Да она, похоже, совсем заброшена! Он что, нарочно предложил такой маршрут?

Но, странное дело, досадуя на шофёра, подозревая его в лицемерии, вероломстве и других смертных грехах, он принял его план и теперь тащится неизвестно куда и зачем… Нет, нет, обвинить в вероломстве Анатолия он не может, он ведь не друг, не товарищ, и уж точно не брат. Но назло шофёрюге он не повернет назад, а будет идти и выйдет из круга, кольца, квадрата. Сам выйдет! И не поедет ни в какой Первомайский, а сразу в Шилку. Там железная дорога, и можно идти по шпалам! С ума сошёл, какие шпалы?

Первую машину он заметил вовремя, и сразу остановился, напряжённо ожидая, когда красный жигулёнок подъедет поближе, но скоро понял: машина набита людьми, а сверху был ещё какой-то груз. И скоро она промелькнула мимо, и долго потом он видел впереди себя красное пятно, и это придавало хоть какую-то осмысленность пейзажу. А то ведь только серое, коричневое, мёртвое. И всё солнце достаётся ему одному, ещё живому. Скоро солнце раскалит землю как сковородку, и она будет поджарить его снизу, но уже сейчас идти невмоготу, и пот льёт градом — придётся снять всё лишнее…

Он и сам не понял, как проворонил грузовик, замечательную бортовую машину, наверное, всё из-за возни с одеждой. И тот насмешливо пронёсся мимо, из кабины даже высунулось любопытствующее лицо. Следующей была легковушка. Он заметил её заранее, но почему-то не стал останавливаться, а шел, беспрестанно оглядываясь: вот сейчас, сейчас машина подъедет поближе, и он поднимет руку… Вот так, оборачиваясь, он и споткнулся на ровном месте и упал. И легковушка, чиркнув колёсами по обочине и подняв рыжее облако пыли, понеслась дальше. Но тут появилась встречная машина, и он вдруг забеспокоился: да ведь его могут издалека рассмотреть, сравнить, опознать. Пришлось отвернуться от дороги и сделать вид, что занят рюкзаком, хотя и сам понимал: это были пустые хлопоты. Кому надо, и развернут, и распрямят, и документы потребуют. Да и без документов опознают, Анатолий ведь опознал.

Нет, нет, особого страха не было. И на страх ведь нужны силы, а где они! К этому времени у него внутри образовалась смесь равнодушия и притерпелости, а страх, как песок, опустился на дно. И потом только изредка с этого дна поднималась какая-то муть, и тогда включалась сигнальная лампочка. Или не включалась. Вот сейчас мигнула тревожно: надо переложить паспорт, на себе нести опасно. Но куда? В сумку? Но кто носит документы в сумке…