Заговор обезьян

А Чугреева и Фомина, наверное, уже похоронили. Провели экспертизу и похоронили, и родственникам сказали: погибли на боевом посту! Эта стая не жалеет даже своих, да и что жалеть — они лишь слуги, а в слугах ходит весь народ. Конвоиров похоронили, а он ещё трепыхается, ещё елозит лапками по стеклу. Нет, почему он доверился этому весёлому шофёру-вертолётчику?.. Ну, ну, формулируй! Так ответ будет неприятным: больше некому! Человек был с машиной, вот на это он и польстился. Но на трассе машин до черта, только останавливай! Тогда что же он сидит? Руки в ноги — и вперед! На вертолётчике свет клином не сошёлся… Нет, в самом деле, выйти погулять и… И не вернуться. Только как выйти? Вот из окна видно калитку, а у калитки собаки… Он ещё рассматривал пути отхода, когда уловил неясный звук, но не со двора — с другой стороны, за дверью.

И, прислушавшись, понял: скрипит лестница, но шаги лёгкие, хозяйка? Но зачем? Хорошо, хорошо! Он сам выйдет, сам покажется на глаза. И распахнул дверь. На лестнице показалась голова в мелких рыжих кудряшках — та самая старушка, что наказывала ему ночью непременно помыть ноги. Аккуратная такая маленькая старушка с острым личиком и в синем фартуке с большими карманами.

— Доброе утро! — вежливо поздоровался он.

— Да уж день давно! — угрюмо сообщила женщина, откусывая конфету. И, покатав во рту сладкий кусочек, продолжила: — Я чего хотела сказать-то? Нинка Васильна наказывала идти снедать. А то посуду мыть надо!

— Спасибо. Я не голоден и завтракать не буду. Вы передайте…

— Как так не будешь? Готовили, готовили, а он не будет! Ты, милок, особо не выкомаривайся! Буду я бегать туды-сюды! Сам сходи и скажи, а то Нинка будет ругаться…

Этого только не хватало! Он сейчас пойдёт и попросит не беспокоиться на его счёт, это совершенно излишне. Вот только спускаться вниз и общаться с приютившими его людьми решительно не хотелось. Снова изображать инженера из Новосибирска? Это порядком надоело! Ну да, разве эта эпизодическая роль для него! Тогда откройся, назовись собственным именем! Слабо? Нет, зачем же людей пугать. Его, как порядочного, пустили в дом, а наутро взять и обрадовать: приютили уголовника. Только без этого… без пафоса, хорошо? Договорились!

В огромной столовой, а может, гостиной, никого не было, и он несколько растерялся. Одна из дверей, что вела вглубь дома, была приоткрыта, и оттуда слышалось, как ровным безостановочным голосом радио передавало какие-то местные новости. Где же та самая Нина Васильевна, что будет ругаться? И старушка исчезла. Может, хозяева во дворе, выглянул он в окно. Но и на пятачке перед домом никого не было. Пришлось развернуться и осмотреться: голые стены, диван, ещё диван, два стола… На большом было пусто, но к одному из диванчиков был придвинут другой стол, маленький, там стояла какая-то посуда, прикрытая белым полотенцем. Рядом темнел экраном телевизор, и захотелось подойти и включить аппарат, вот и пульт лежит.

Нет, не будет он ничего включать. Зачем? Ему только надеть кроссовки, а там… Он ещё выстраивал в голове порядок действий, когда заметил: за дверью справа, что-то мелькнуло. Хозяйка? И, скользя носками по гладкому полу, подошёл поближе: женщина в цветастом сарафане стояла у зелёного кухонного стола и переливала что-то из банки в банку, пахло ягодами. У неё были слегка загорелые плечи, высоко подобранные тёмно-рыжие волосы, красивая шея, на ногах белые носки. Ах, эти белые носочки! Но это не Лина, совсем не Лина! Запомни, эту зовут Нина. Приятное имя, и так созвучно родному…

— Добрый день! — как можно непринуждённей выговорил он. Женщина была так увлечена своим мирным делом, что, заслышав чужой голос, испуганно вскрикнула:

— Ой! Вы так неожиданно! А мы думаем, как там наш гость… А гость и не показывается… Ну, как отдохнули? — засуетилась хозяйка, но тут же совсем другим тоном продолжила: — Ну, тогда пора и позавтракать! И Толик наказывал вас кормить. Давайте, давайте, не стесняйтесь! — И тем жестом, каким, видно, загоняла куриц, стала теснить гостя к маленькому столику у диванчика.

— Всё давно уже остыло, может, подогреть? Нет? — сдёрнула она полотенце. На тарелках были и котлеты, и жареная рыба, и горка оладий, а к оладьям и варенье, и сметана… И пришлось насторожиться: кто-то ещё должен выйти к завтраку? На столе провизии было на целый взвод.