— Так кого прикажут, тех и ловят, больше, конечно, залётных на машинах, которые рыбу сетями ловят. И если на лодке, то могут и остановить, проверить. У тебя-то, Толик, есть паспорт? Вот! А Николай скажет, што дома забыл, адрес скажет, они запишут, проверят. А ты подтверди: так и так, товарищ мой, знаю его. Повинитесь: мол, не знали, што тут такие порядки. Но это когда остановят! А вы не балуйте, и никто вас не тронет. А вот на «Заре», там беспаспартно, плотишь деньги — и езжай себе…
— А как узнать, пойдёт ли теплоход завтра? Может, нам в Сретенск вернуться? — упёрся он взглядом в компаньона. Ведь никакого сплава на лодке не может быть по определению. Спасибо старику, прояснил детали!
— Да бог с тобой, паря! Счас позвоню и узнаю, — встал из-за стола хозяин и, держась за стену, открыл дверь в дом.
— Ты шо, серьёзно хочешь пароходом? — скосил глаз Толя.
— Давай договоримся: на ходу ничего не выдумывать.
— Не на ходу, а по обстоятельствам…
— Надо было мотивировать наше путешествие. Василий Матвеевич прав, концы с концами не сходятся. Даже с учётом моей алкогольной биографии…
— Она не твоя, а Колькина… Ты ж не Коля! А шо, плохо придумал?
— Свою биографию пересказал? Ну, сам подумай, зачем без документов нужно ехать в Хабаровск? По твоей версии, жена мне не простит потерю документов, а я, выходит, сам на это напрашиваюсь? Никакого здравого смысла! Не можешь врать, не берись!
— Какой, ё, здравый смысл, если тебя баба бросает? Ты это… любишь, а она бросает! Я ж хотел, шоб у деда лишних переживаний не было, ну, и ты не мандражировал. А ты прямо как военное начальство: те сначала берут мужиков в армию как здоровых, а потом спрашивают как с умных. Я ж тебе говорил: у меня головка слабая. И если не нравится, бреши дальше сам!
— Зачем, собственно, врать? Да ещё с этими дурацкими подробностями? Можно ведь было ограничиться тем, что потерян паспорт, а ты такого насочинял… И потом, у меня что — лицо алкоголика?
— Не знаю, шо там на твоём лице было раньше, теперь лицо с глубокого похмелья, — расхохотался вертолётчик. — Я понимаю, конечно, что такое лицо может быть и после глубоких раздумий. Остынь! Остынь! Дед идет!.. Ну, и шо там? — с преувеличенный интересом спросил Толя, замер и беглец: ну?
— Завтра утром должон придтить от Куярок, а после обеда, — говорят, опять вниз отчалит…
— Это хорошо, но запасной вариант не помешает, — решил по-своему Толя. — Дед, показывай лодку!
— Дак вы и не поели, давайте оприходуйте стол, а опосля? сходим, посмотрим. — Но не успели они выпить ещё по рюмке, как распахнулась калитка, и во двор вошла женщина, на вытянутых руках она несла блюдо, накрытое полотенцем. И, отогнув занавеску на входной двери, встала на пороге.
— День добрый! А я смотрю, Василий Матвеевич, у тебя гости, думаю, может, и кормить нечем. А я тут как раз настряпала, — поставила блюдо на стол и откинула тряпицу. На блюде горкой лежали, выгнув спинки, маленькие жёлто-розовые пирожки. И сама женщина, аккуратная, прибранная, стояла и ждала одобрения, меж тем зорко озирая заставленный тарелками стол. Пришла узнать, что за гости? Толя первым вскочил, придвинул табуретку, и женщина присела на край, сложив крепенькие руки на коленях, на них, красноватых, ярко выделялось серебряное колечко с бирюзой.
— Спасибо, Антонина, конечно, но мы не голодные…
— А мы эти пирожочки, дед, оприходуем токо так! Спасибо, мадам! У вас золотые руки. Ну, за это и выпить не грех? — взялся за бутылку Толя и поискал глазами ёмкость. На столе нашлась лишняя стопка.
— Ну, какая я мадам? Мы люди простые, — оглядывала/оценивала гостей Антонина.
— Коньячку, а? — соблазнял вертолётчик.
— Нет, нет, лучше водки, — не стала чиниться пожилая дама. — Да ещё с такими мужчинами, — подхватила она рюмку из рук одного такого, улыбчивого. А Толю забавляло и смущение Василия Матвеевича, и стыдливая развязность пенсионерки Антонины, как забавляют дети, изображающие взрослых.
— Ну, за всё хорошее, а плохое нас само достанет! — предложил вертолётчик, но, увидев, что беглец держит руки на коленях и пить не собирается, внёс поправку:
— За женщин! Каждый — за свою! — и подмигнул: попробуй отказаться!
Выпив, Антонина не стала закусывать, а, промокнув губы фартучком, тут же приступила к делу. — Я чего пришла-то, Василий Матвеевич, бочки на той недели обещались дать. Так как, забрать можно?
— Там, под навесом, и стоят, забирай, раз нужда есть.
— Да мне за один раз и не унести, — замялась женщина.
— А вы, Антонина Батьковна, в каком доме живёте, не в том зелёном? — навострился Толя, и Антонина закивала: ага, в зелёном!
— Так я с удовольствием вам доставлю в лучшем виде!
Когда они вместе с Антониной и бочками скрылись за калиткой, Василий Матвеевич, вдруг подавшись через стол, проговорил: