— А сколько отсюда до Читы?
— Всё считаешь? Могу точно сказать — 722 кэмэ. Я ж тут в Могоче служил…
— Ты? Здесь?
— Я, я! — не стал вдаваться в подробности майор. — Скоко я тут тяньзинки выпил, ну, водка такая китайская, «Аньт» называлась. Это зараз всякого пойла завались, а тогда… Была ещё «Массандра» — спирт разбавленный. А спирта у меня в подотчёте было богато… Ну, шо, давай выпьем? Это и будет последний кабак на заставе…
— А надо? — замялся он. Спиртное точно было не ко времени и не к месту.
— Ещё как надо! Шоб дорожка скатерью легла…
— И что, прямо здесь?
— А шо, никогда не пил на вокзале? Попробуй и это! Не боись, мы трошки, — достал Толя стаканчики, запечатанные фольгой. На фольге было выписано: «Водка».
— Бачишь, як зараз заботятся о нашем брате. Тут всего ничего — сто грамм.
И, вручив стаканчик, майор сунул в руки и пирожок: «Ну, приступим, благословясь?» Но не успели они сдёрнуть крышечки, как перед ними будто из асфальта выросла девчонка, за ней поднялась по лестнице другая, такая же. У обеих были крашенные иссиня-чёрные волосы и совсем юные мордашки. Первая, пританцовывая на месте, курносая и накрашенная, протянула руку и молча смотрела в упор, не мигая.
— Дяденьки, угостите и нас водкой.
— А ты шо ж это, доча, молочка от бешеной коровки перепила, а?
— Вам жалко, чё ли? — тянула девчонка. — Оставьте допить. А я могу с вами пройтись, хотите так и отминетить могу… Смотрите, я чистенькая! — И, расстегнув пуговицу замызганных джинсов, показала край белых трусов.
— Ё! Тебе ж скоко лет, пацанка? Счас возьму и выпорю!
— Ага! Знаю, как будете пороть! Ну, дайте опохмелиться, не жлобьтесь…
— Нет, ты слышал? И как с такой специалисткой разговаривать, а? Ей же всё божья роса, — растерянно повернулся майор к компаньону. Тот стоял отвернувшись, не хотел ни видеть, ни слышать, ни обсуждать.
— Брысь отсюда! Скажи спасибо, что я друга провожаю, а то… — протянул он шоколадку девчонке. Та, схватив её детскими руками, смеясь, отошла в сторонку. На смену ей двинулась вторая девица, эта ещё стеснялась и потому стояла, опустив глаза, ждала. Майор без назиданий протянул шоколадку и ей, девушка благодарно подняла глаза. Только лучше в такие глаза не заглядывать, сразу почувствуешь себя виноватым.
— Пирожок хочешь? Не хочешь? Тогда быстро до мамки! — И девчонки посыпались вниз по лестнице. — Вот же, соплячки, всё настроение перебили. Как представлю, шо собственная дочка вот так вот пристаёт к мужикам — убил бы!
Майор ещё сокрушался, когда рядом встала вполне зрелая женщина в чёрном коротком платье. Чёрные путаные волосы нимбом стояли над её белым лицом. Белыми были и тонкие ножки, прочерченные зелёными венами, они подгибались на высоких каблуках.
— Ну, а мне дадите? Неужели нет? Пропадаю, мальчики! — И женщина красивым когда-то лицом старательно изобразила страдание.
— Ё! Да скоко ж вас тут? Семейный подряд? — ещё спрашивал майор, но компаньон уже протянул даме свой стаканчик. — Этого хватит? — спросил Толя. И дама, просчитав момент, скорчила гримаску: ещё хочу. — На, токо отойди! — и в дрожащие худые руки перекочевала и вторая порция.
И женщина, держа добычу на отлёте, поспешила по лестнице вниз, где её ждали и девицы, и какой-то парень с запрокинутым лицом. Они обступили его, сползшего по стене на корточки, и стали, видно, лечить…
— Да, с тех времен, как я тут был, ничего не изменилось, — протянул майор.
— Что, здесь и тогда были такие малолетние девушки?
— А ты разве не знаешь, шо самые опасные места для человека — это базар, вокзал, милиция? Ты там, в Хабаровске, клювом не щёлкай, понял? И давай передислоцируемся до вокзалу, а то ещё какая-нибудь зараза прицепится, — подхватил Толя пакеты.
В гулком зале ожидания пассажиров не прибавилось. Были там только женщина с ребёнком, две старушки, что-то перебиравшие в своих сумках, и старичок с палочкой, бесцельно перемещавшийся из одного конца зала в другой. Они устроились возле приоткрытого окна, выходящего на перрон, оттуда из узкой щели тянуло ветерком. Компаньон подтащил ещё один ряд стульев, и получилась загородка, и можно было сесть друг напротив друга. И, постелив газетку, майор стал выкладывать еду.
И пока он так обустраивался, беглец решил переменить кроссовки. Теперь можно. Он пересел подальше и разулся: ногам сразу стало легко, он ведь не снимал обувь целые сутки. Только вот носков чистых не было, и в киоске на вокзале почему-то не продавались… И кроссовки были немного маловаты. Нет, нет, всё замечательно, потопал он новыми корочками по бетонному полу. И не успел оглянуться, как Толя подхватил его старые стоптанные башмаки и стал трясти перед носом:
— Говорил, фотографии, фотографии, а вот настоящий экспонат для музея!
Пришлось выхватить, бросить в урну и самому предложить: «Обмоем?»
— А як же! Обмоем! И билет, и ботиночки… — засуетился Толя. — Давай, я сбегаю, куплю, а то, шо тут пить? — показал он на два запечатанных стаканчика.
— Хватит и этого! Слушай, майор, ты мне билет отдашь?