Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева

А через два года судьба преподносит ему третий случай, которым он воспользуется, чтобы вернуться в академики. Хотя случай предвещал трагический исход. Его книга «Наполеон», имевшая огромный успех, вдруг получила разгромные рецензии одновременно в «Правде» и в «Известиях» в один и тот же день — 10 июня 1937 года, одна рецензия за подписью некоего «А. Константинова», другая — за подписью «Дм. Кутузова». Гадать, почему рецензенты обрушились на книгу и ее автора, не стоит. Все потому, что предисловие к книге написано Карлом Радеком, которого порекомендовал Тарле для этого случая коллега по кафедре алма-атинского пединститута, известный нам Казанзаг. Там, в Алма-Ате, он, бывший помощник Радека, отбывал ссылку. Но знакомство Тарле с Казанзагом относилось к 1930 году. А теперь 1937-й. В Москве только что закончился процесс над деятелями «троцкистско-зиновьевского блока», среди которых и Карл Радек. Большая часть обвинений подсудимых строилась на его показаниях, представлявших обвиняемых «шпионами, врагами народа». За это Радеку дали десять лет лагерей, и также объявили «врагом народа».

В тот день, 10 июня, у Тарле впервые защемило сердце, такого не было даже в момент ареста восемь лет назад. Но отвернувшаяся было судьба вновь поворачивается к нему. И все это в течение одних суток. 11 июня те же газеты опубликовали редакционное опровержение. Текст в обоих изданиях был один и тот же: «Профессор Е.В. Тарле, как известно не марксист, книга его “Наполеон” содержит немало существенных ошибок. Это, однако, не давало никаких оснований автору назвать проф. Е.В. Тарле фальсификатором истории и связать его имя с именем редактора его книги, врага народа, троцкистского бандита Радека. Это тем более недопустимо, что книга проф. Е.В. Тарле о Наполеоне по сравнению с работами других буржуазных историков является, безусловно, одной из лучших»27. Судя по стилю, историки допускают, что этот текст принадлежал Сталину.

А 30 июня, через девятнадцать дней после публикации этого редакционного опровержения, Тарле получает письмо от самого вождя. В нем он пишет:

«Т-щу Тарле. Мне казалось, что редакционные замечания “Известий” и “Правды”, дезавуирующие критику Константинова и Кутузова, исчерпали вопрос, затронутый в Вашем письме насчет Вашего права ответить в печати на критику этих товарищей антикритикой. Я узнал, однако, недавно, что редакционные замечания этих газет Вас не удовлетворили. Если это верно, можно было бы, безусловно, удовлетворить Ваше требование насчет антикритики. За Вами остается право остановиться на форме антикритики, наиболее Вас удовлетворяющей (выступление в газете или в виде предисловия к новому изданию “Наполеона”). И. Сталин»28.

Да, Сталин принял «Наполеона», он ставит вопрос о новом издании. Его, Тарле, «Наполеон» что-то значит для политики страны. И выбор его в отношении героев истории применительно ко времени правилен и точен. Его стратегия исторических тем и героев вписывается в идеологию и политику власти.

А может, власть ориентируется на его видение истории, на его стратегию истории? Мог он задавать себе этот вопрос? При его научном тщеславии, возможно, и мог. А разве эта стратегия недостойна возвращения ему звания академика? Вот этот вопрос уж точно возник у него.

Только через девять с половиной месяцев, 15 апреля 1938 года, он написал письмо Сталину как ответ на его июньское послание. Выдерживал вождя?

А ведь гвоздь письма — напоминание о том, что он надеется на восстановление его, Тарле, в академическом звании.