Заговор против мира. Кто развязал Первую мировую войну

Явно склочная ситуация, с взаимным подсиживанием полицейских друг другом имела еще более яркие примеры, чем история вокруг ареста группы Китчоглу.

Вот как, например, М.Е.Бакай рассказывает об А.Г.Петерсоне, бывшем сослуживце и подчиненным Зубатова, который в 1903-1905 годы возглавлял Варшавское Охранное отделение: «За это время в Варшаве не открылось ни типографий, ни лабораторий, ни бомб, ни складов оружия и не создавалось политических процессов. Часто на лично-служебной почве чины Департамента полиции хотели удалить Петерсона, но это им не удавалось. Тогда чиновники Департамента полиции Е.П.Медников, Луценко и зав. наружным наблюдением в Варшаве Яковлев при помощи провокаторов Давида Айзенлиста и Мошека Шварца решили убить генерал-губернатора К.К. Максимовича, думая, что после этого убийства Петерсон будет удален. Но потом решили убить его самого. В последний момент Шварц раскаялся и признался во всем. Следствие вел умерший [в 1906 году] Н.А.Макаров, и по непонятным причинам оно было прекращено»[597].

Хорошенькое дельце! К его продолжению нам еще предстоит вернуться!

Зараза политической безнравственности, подобно вирусной эпидемии, продолжала распространяться и по аппарату полиции, и по революционным рядам!

11 февраля 1903 года летописцы отметили придворный бал в Императорском эрмитаже – в русских костюмах; царь и царица – в царских костюмах XVII века. Русский танец танцевала Зинаида Николаевна Юсупова-Сумарокова-Эльстон – самая богатая женщина в России и невероятная красавица, оспаривавшая первенство по этой части с самой великой княгиней Елизаветой Федоровной. Вопреки общепринятым принципам, эти красавицы стали и близкими подругами, воспитавшими двух убийц Распутина – Феликса Юсупова и Дмитрия Павловича.

В 1903 году публика не могла знать, что это – последний придворный бал в истории России. Естественным оказалось то, что через год и через два – во время войны, а затем и революции – такие торжества не происходили. Но они не возобновились и позже. Еще несколько лет происходили придворные театральные спектакли с приглашениями, тоже позже отмененные; высшее общество встало на дыбы – негде стало демонстрировать невест.

Царская семья, удалившись на постоянную жизнь в Царское Село (летом – в Петергоф, Ялту и другие резиденции), самоизолировалась от общества почти в такой же степени, как позднее кремлевские владыки. Это и вызывало такую же ответную реакцию, которую в те времена, в отличие от кремлевских, принято было выражать вслух и публично: «Большой повод для неудовольствия создавало /.../ пребывание их величеств в Царском Селе, а не в Петербурге; говорилось, что столица никогда не видит своего монарха; но это было не совсем верно: не говоря о том, что государь каждую среду по утрам ездил на приемы представляющихся в Зимний дворец, а по вечерам часто на спектакли в Императорские театры. Постоянно бывали какие-нибудь празднества в /.../ его /.../ присутствии»[598].

Такое затворничество подчеркивало и политическую самоизоляцию: внешняя политика, которую царь пытался удерживать в собственных руках, становилась уделом совсем немногих посвященных лиц, а провалы в этой политике, следовавшие с 1904 года один за другим, вызывали естественные нарекания в адрес российского главы государства.

Тот же Тихомиров привел пример раздражения, выходящего за рамки всякого субординационного и политического приличия, которое демонстрировал даже граф В.Н.Ламздорф, глава внешнеполитического ведомства России: «„Я, – сказал Ламздорф, – предупреждал, что война будет, и требовал, чтобы к ней готовились... Но что же я мог сделать, если государю императору угодно было находить, что войны не будет?“