Как же получилось, что континент заселен… даже не нечистью, а именно нежитью — самыми биологически ущербными родами? Населен именно теми, кого тяжело ассоциировать с драконами или саблезубыми тиграми, но кого вполне можно представить как разросшиеся гроздья всепожирающей ядовитой слизи?
Пока герои на нем воевали, нежить пряталась. Герои перебили друг друга — и тогда нежить вылезла и захватила континент. Все из-за жестокости борьбы, а не потому, что она такая сильная.
Континент власти — кланы и их вожди. Континент власти — субкультура переплетенных клановых линий. Корпосистема — результат крупной аккумуляции биологического шлака. Как они оказались на верху? Сталин боялся талантливых людей и возвышал уродов. Возвышенцы, в свою очередь, тоже. По отношению к себе — к уродам. А на третьей ступени — уроды по отношению к уродам по отношению к уродам.
Получение безопасных сверхприбылей от власти стало возможно благодаря усложнению социально-общественных связей. За ними континент власти скрылся — как в тумане. Современные официальные политические технологии в принципе не могут описать ничего подобного континенту. Их задача — этот континент скрыть, как бы он вообще не существовал, представить власть не местом, а отвлеченным понятием, где не живут, не существуют, а куда иногда на время приходят, играют в какие-то игры и уходят в тень. Если власть отделять от жизненного пространства — так можно все представить; но сливаясь, они создают континент как постоянную, не условную, реальную реальность.
Чтобы быть князем на континенте, не обязательно иметь территориальный удел — хотя у многих уделы именно такие. Достаточно иметь несколько нефтяных скважин и несколько наемников — это и есть удел, княжество в современном виде.
Кланы есть сейчас — но их не было и не будет. Они пришли на вершины власти, они уже получили все удовольствия, которые только могли представить. Путь завершен, задача выполнена.
В переломные моменты истории в России всегда играют две партии — биологически выродившиеся владельцы пространства и биологически качественные претенденты. Пеоны в биологическом плане находятся в нейтралитете. Пеоны — это часть в большей степени не России, не нации, а российской природы. Конечно, приятно было бы обрушивать на врага громы и молнии, но в последние 2000 лет это искусство, похоже, безвозвратно утеряно.
Лозунг перемен однозначен — пожили сами — дайте пожить другим, дайте место победителям. А насчет передачи и издержек — так победителей не судят.
Континент — это место, где стоят замки кланов нечисти. Континент — это место, где нежить стережет награбленные-накопленные богатства. Захваченные даже не ею, а ее предшественниками.
Корпоратисты имеют право владеть континентом сейчас — они слишком многим жертвовали, живя в его расщелинах и питаясь на его помойках. Они выстрадали право владеть им в конкретном сегодня. Но не больше.
Обвинять по пунктам — дело прокуроров. На континенте особые понятия, несколько отличные от человеческих; здесь вина корпосистемы не в том, что она все развалила, не в том, что она растащила последнее, продала ресурсы и ограбила страну на годы вперед. Вина корпосистемы в том, что она есть. Не за что-то конкретное типа 1, 2, 3, а именно за это ей придется ответить. Паршивая овца не виновата, что она паршивая, но ей все равно место в скотомогильнике. Вина корпосистемы в том, что дегенерация — болезнь заразная. В том, что она занимает место под солнцем. В том, что она не сможет себя спасти.
Нечисть — она разговаривает, только если припереть ее к стенке. Обычно она или кричит, или рычит, или бормочет заклинания, наводя на людей сон и усталость.
Сакральный момент власти состоит в том, что она начинается в момент реализации мести. Власть из мести исходит и местью заканчивается. Вне мести начала борьбы за власть не существует. Месть — именно она сакральный момент, с которого начинают движение шестеренки социальных механизмов. Именно в этом состоит великая тайна и всех успехов, и всех неудач.
За просто так, ради любых самых высоких идей стрелять в людей крайне тяжело, фактически невозможно. Круг истории замкнулся. Люди кланов наделали гадостей достаточно, чтобы им мстить. За что-то конкретное. А с тем, как они гадости делали, возможности мстить сами они лишились — на психическом уровне.
Появился другой тип людей, отличающийся от людей обычных даже внешностью. Они похожи только на себя, для всех остальных они — чужие. Их предшественники боролись за выживание. Они боролись ради потребления. К финалу пути они напотреблялись до блевотины. Они победили, они правят континентом, они выползли на него. И вот с вершины открывается картина движения многочисленных, свежих, новых вражеских армий. Победа. Но силы подорваны. Творческих ценностей нет. Развития нет. Только потребление. Они не могут воевать по-настоящему. Нельзя жертвовать жизнью ради процента от потребления. Они понимают, что безопаснее просто с континента уйти — но скорее это уже не жадность, а форма дегенеративной лени.