Заговоренные клады и кладоискатели. Предания старины и новины заговоренные

Такой клад слышит людские мысли, видит их начертания в воздухе, и потому, как правило, в руки не дается и навечно прирастает к обреченной душе своего хозяина, а может быть, и сама это уже его душа…

КЛАД НА ИМЯ

А еще клад на имя бывает запечатан. Прячут его на имя любимой жены или верного друга. Хозяин такого клада обыкновенно доживает до одинокой старости. В большинстве случаев это человек не разбойного склада и не умученный скопидомством, а человек с поврежденным сердцем. Таким был вначале нашего века атаман шайки Хват. Это был городской разбойник, промышлял в Воронеже, где я и записал в 1960 году его историю.

Хват— прозвище. Фамилию свою он никому не говорил и поэтому прозывался Хват Бесфамильный. Он был бойким на язык мужиком и говаривал про себя: «Живу браво, говорю кучеряво» Λ в старости, благополучно бросив свои грозный промысел — кто, мол, я? Моль на шестке, блоха на носке, — скопил злато-серебро. Золото веско да кверху тянет.

Никого не любил Хват, но приглянулась ему девица когда-то — то ли Елена по имени, то ли еще как, а любви с ней не вышло. Вот стал Хват умирать и клад завешал на отзыв по ее имени. Сей клад сам должен являться раз в десять лет к самой красивой Елене в округе в день ее рождения.

Как-то в семье Загладиных собрались за столом справить восемнадцатилетие младшей Леночки. Только сели за стол — в дверь постучалась почтальонка.

— Кто здесь Елена?

Крестная Леночки, тоже Елена, откликнулась:

— Я есть Елена Александровна.

Странным взглядом посмотрела на нее почтальонка.

— Вам письмо.

Вручила и тут же исчезла, как сквозь землю провалилась.

Взяла крестная письмо в руки. А письмо желтое, тяжелое — все из золота: Сдогадило старуху: видно, Леночке письмо.

— Это тебе.

Та взяла письмо в руки — свилось оно в золотое кольцо.

С той поры все Елены стали свой клад караулить. Но клад не выходил к ним.

Прошло еще десять лет. Уже советская власть наступила. Приехала в село учительша молоденькая, комсомолочка. Принесли ей ученики в день рождения цветов, а меж ними затесалась незнакомая девочка, рыжая, вся конопатая, поднесла цветы и говорит:

— Поцелуйте меня, Елена Александровна! Вы такая красивая.

«Чего это ее сподобило? — подумала Елена Александровна. — Ненормальная какая-то». И осторожно, в легонькую, поцеловала ее в веснушку.

— Эх, было счастье, да не по уму, видать, — вздохнула девочка и тут же исчезла на глазах, а на полу осталась золотая монета.

Так вот вышел еще раз клад, да на недогадливую: клад требует откупа и чтобы не впотай, а от чистого сердца и не с брезгливой мыслью. Нужно было клад, явившийся в виде девочки, крепко расцеловать — она бы и рассыпалась на золотые денежки и бриллианты.

Клад, положенный на имя, является три раза на землю. И если, не зная зарока, не возьмут его — он на веки вечные останется умершему хозяину. Он-то там на том свете этим кладом и откупается от нечистой силы, убавляя или ослабляя свои вечные муки. Оттого в таком кладе особый, хитрый загад. Все вроде просто, умом понятно, но слабое человечье сердце обязательно напутает…

КЛАД НАЗВАННЫЙ

Клад названный — особый вид клада на имя. Это клад — не в догад, не в просчет, а самоименной. Такие клады любили делать купцы, прикидывавшиеся при жизни бедняками. Клады названные — из золота, отложенного на «черный день». Такой клад сам получал имя — иногда простое, чаще же всего загадочное или чародейное.

Омский купец Калетников. благополучно опочивший перед самой революцией, при жизни любивший насмешничать, и перед смертью снасмешничал над своим кладом — дал ему на отзыв имя: «Косо-лукаво, куда побежало?»

И действительно, клад являлся в свое урочное время кривовато-усмешливым старичком, а то и кривоглазым зайцем.

Был этот клад еще и урочным. Он являлся только в сумерках и косил на левый рог месяца, то есть являлся еще заговоренным на новолуние. Имя такого клада почти всегда остается неизвестным людям на веки вечные. Тот, кому он явился, должен по виду догадаться о его имени.

Семиреченские казаки хоронили свои клады до поры до времени, до возвращения на родину, когда уходили в Синьцзян. Сотник Фролов положил свой клад под именем «Плетка». А сам вернулся только в шестидесятые по хрущевской произвольной милости.

Клад этот являлся его брату на рыба ікс (брат жит уже в городе, а не в станице Юрьевской). Сидел он на берегу Му с удочкой в ленивые вечерние сумерки и вдруг увидел — идет по воде плетка к нему. Павел оторопел (он тогда про братний клал и слыхом не слыхал). Зажмурил он глаза и перекрестился: плетка остановилась да как хлестнет по удилищу — серебряные искры посыпались по воде, несколько искр достало и до Павла. Глянул он, а это серебряные монеты. И вспомнил он тут любимое братово присловье: «Черт — с водкой, а казак — с плеткой». И тут в него да прямо в лицо кто-то как швырнет золотыми монетами, да как захохочет, да как закричит:

— Поздно скумекал!