Заговорщики Гора

Естественно, я постаралась побыстрее удалиться от неё, и Марселла, которая теперь была совсем рядом в проходе между скамьями, немного отстранилась, давая мне пройти, по крайней мере, я так предположила. Я даже улыбнулась ей. Обычно это она ожидала, что я повернусь или попячусь, возвращаясь тем же путём, чтобы убраться с её дороги. Мне нисколько не хотелось стать объектом внимания кухонного надсмотрщика, даже притом, что в последнее время он пресекал попытки издевательств надо мной со стороны других девушек. Конечно, она должна была понимать это. Он и так был в её распоряжении. А вот мне уже хотелось лучшего, чего-то большего.

— Спасибо, — шепнула я Марселле, с улыбкой проходя мимо, обеспокоенная лишь тем, чтобы как можно скорее удалиться из пределов досягаемости свободной женщины.

— Ой! — испуганно вскрикнула я, падая на пол, запнувшись за выставленную ногу Марселлы.

Я растянусь между скамьями. Поднос с горячим, исходящим паром мясом, грохнулся передо мной, мясо и соус разлетелись во все стороны. Двое или трое мужчин с сердитыми криками вскочили на ноги и принялись вытирать соус и горячий мясной сок со своих спин и плеч. Одновременно с этим Марселла, вскрикнула и повернулась так, словно это она была жертвой. И я тут же снова закричала, но уже от боли, ошпаренная горячим кал-да, намочившим мою тунику и забрызгавшим мне икры и лодыжки.

— Неуклюжая рабыня! — завопила Марселла.

— Ты подставила мне ногу! — возмущённо крикнула я.

— Я этого не делала! — заявила она. — Ты сама меня толкнула!

Послышался смех некоторых из посетителей, другие, недовольно ворча, стряхивали с себя капли жира, кое-кто принялся помогать оттираться троим наиболее пострадавшим. Куски жареного боска разлетелись по полу, столам и даже по коленям посетителей. Я поднялась на четвереньки, плача от боли в ошпаренной спине. Слёзы ручьями катились по щекам. Мне уже было хорошо известно, что здешние мужчины не склонны относиться снисходительно к неуклюжей рабыне. Кроме того, моё положение усугублял тот факт, если его вообще было куда усугублять, что жареный боск был блюдом, доступным только для второй остраки. Мне сразу вспомнилось, как одну из девушек на кухне, пролившую кашу, подвергли порке пяти-ременной гореанской рабской плетью. Однажды я уже почувствовала, что это такое, ещё в доме Теналиона, и освежать те ощущения у меня не было ни малейшего желания.

— Ты поставила мне подножку! — крикнула я Марселле, готовая на всё, лишь бы избежать наказания.

— Нет, это Ты меня толкнула! — стояла на своём Марселла.

— Нет! — возмутилась я.

— Да! — крикнула она, разумеется, тоже не горевшая желанием повстречаться с плетью.

— Я, я всё видела! — вдруг влезла свободная женщина и, указывая на меня, заявила: — Это она виновата!

— Нет, Госпожа, — заплакала я.

— Это она, — повторила свободная женщина, тыкая в меня пальцем. — Это всё она!

Мне было сомнительно, что она, со своего места, могла увидеть то, что произошло. Но я знала, что давно не нравилась ей. Свободным женщинам, разумеется, лгать не возбраняется, на то они и свободны. Чего не скажешь о Марселле, которая, конечно, лгала, но при этом на её стороне были слова свободной женщины, сказанные в её поддержку.

— Спасибо, Госпожа, — поблагодарила Марселла, с должным уважением и плохо скрываемой радостью от того, какой оборот приняли события. Слёзы всё ещё катились из моих глаз, и не только от боли. По понятным причинам мне не хотелось, чтобы меня раздели, связали и подвергли наказанию плетью. Я боялась боли, причём до ужаса, до слабости в животе, но это ещё и оскорбительно, унизительно, позорно, быть избитой за неуклюжесть, быть выпоротой как негодная рабыня, оказавшаяся не в состоянии доставить удовольствие хозяевам. Рабыня должна быть и красивой и изящной. Если она не такова, предоставьте плети шанс проинструктировать её. Она — рабыня. Ей не позволена зажатость и неловкость свободной женщины.

— Тебя следует скормить слинам! — сердито прошипела свободная женщина, переступая через скамью и торопливо пробираясь между столами к месту происшествия. Я всё ещё стояла на четвереньках на полу, несчастная и скулящая от боли. Доски под моими руками и коленями были пропитаны жиром. Влажная, уже немного остывшая туника липла к спине. Кожу на ногах саднило.

— Простите меня, Госпожа! — всхлипнула я.

Я вскрикнула, почувствовав, как носок туфли свободной женщины дважды пребольно воткнулся в моё левое бедро. Там остались синяки. Она ещё и плюнула в меня!

— Я сожалею, Госпожа! — сказала я. — Пожалуйста, простите меня, Госпожа!

Я упала на живот, прямо на засаленные доски и объедки, в обилии валявшиеся между скамьями.

— Ой! — всхлипнула я, получив новый болезненный пинок. — Спасибо, Госпожа! Спасибо, Госпожа!

Разве рабыня не должна быть благодарна за воспитание, призванное её улучшить?

— Ай-и-и! — взвыла я снова. — Спасибо, Госпожа! Спасибо, Госпожа!

— Ну и что здесь происходит? — раздался требовательный голос.