Заговорщики. Перед расплатой

Сверкающий белый луч ослепил ее на мгновение и пронесся дальше. Девочка выпрямилась и села в канаве, так как чувствовала, что еще мгновение — и она упадет в воду и захлебнется. И вдруг, прежде чем она успела опять окунуться в воду, луч прожектора ударил ей в лицо. Девочка вскочила и бросилась в поле. Трава хлестала ее по глазам. Она проваливалась в ямы, в канавы, поднималась на корточки, ползла, бежала. Снова падала и снова бежала. В ней жила уверенность, что жандармы за нею не угонятся. Она успеет скрыться вон в тех кустах, что темным пятном выделяются на бугре. За кустами овраг, а там снова густой кустарник. Только бы добраться до кустов на бугре! Девочка бежала на эту темную полосу кустов и не видела ничего, кроме этого спасительного пятна.

А жандармы и не думали ее преследовать. Справа и слева от девочки землю взрыли пули. А вот захлопал и автомат японца, отрезая струею свинца путь к кустарнику.

Цзинь Фын продолжала бежать. Падала, вскакивала и снова бежала. До тех пор, пока толчок в плечо, такой сильный и жаркий, словно кто–то ударил раскаленной кувалдой, не швырнул ее головой вперед. По инерции она перевернулась раз или два и затихла. Несколько пуль цокнули в землю справа и слева, и стрельба прекратилась. К девочке бежали жандармы. А японский офицер стоял на шоссе с автоматом наготове.

Цзинь Фын пришла в себя и проползла еще несколько шагов, но силы оставили ее, и она опять упала головой вперед, ударилась лицом о землю и больше не шевелилась. Жандармы добежали до нее. Один взял ее за ноги, другой — подмышки. Японец посветил фонарем. В ярком свете белело ее бескровное лицо и смешно торчала вбок потемневшая от воды красная бумажка, которой были обмотаны косички.

Когда Цзинь Фын положили на пол караулки, японец нагнулся к ней и, увидев, что она открыла глаза, с размаху ударил ее по лицу. Но она не почувствовала этого удара, другая, более страшная боль растекалась в ней от раненого плеча. Сквозь багровое пламя, заполнившее ее мозг, она не видела японца. Вместо японца перед нею стояло лицо ее командира — бледное, суровое и ласковое. Такое, каким она видела его всегда.

В комнате становилось душно. Прохлада ночи, заполнявшая сад, не проникала в окна, заслоненные стальными шторами.

Ма, как окаменелая, сидела с застывшим бледным лицом. На ней было нарядное платье, прическа была сделана с обычной китайской тщательностью, ногти судорожно сцепленных пальцев безукоризненно отполированы. Ничто в ее внешности не позволило бы догадаться о сцене, происходившей час тому назад в кухне.

Стеллы — Сяо Фын–ин — в комнате не было. Приехав, она сразу вызвала У Вэя, приказала ему отнести ее вещи в комнаты, приготовленные для гостей, и последовала за ним наверх. С тех пор ее никто не видел.

Скоро в столовой, казалось, уже не осталось кислорода.

— Я думаю, — сказал Баркли, — нам лучше перейти в сад.

Биб смешался. Он не решался сказать, что страх не позволяет агентам даже на дюйм приподнять стальные шторы, а не то чтобы ночью высунуть нос из дома. Вместо него ответила Мэй:

— Ответственность за вашу жизнь, сэр, лежит на мне, и ничто, — она любезно улыбнулась Баркли: — даже ваше приказание, не заставит меня отворить хотя бы одну дверь раньше завтрашнего утра.

— Но… — Баркли провел пальцем за воротом, — я задыхаюсь…

— Пройдемте в библиотеку, там не так жарко, — сказала Мэй и посмотрела в сторону окаменевшей Ма: — А наша милая хозяйка тем временем распорядится приготовлениями к ужину.

Не ожидая согласия Баркли, Мэй направилась к двери. За нею двинулись все, кроме Ма, даже не поднявшей глаз.

Оставшись одна, она продолжала сохранять неподвижность. Мучительные мысли раздирали ее мозг: как ловко обманула ее провокаторша Ада! После того, что Ма слышала у двери, она может с уверенностью сказать: убив Анну, Ада убила верного товарища. Трудная игра, которую Ма вела столько времени по заданию штаба, требовавшего самой строгой конспирации и беспрекословного подчинения, привела ее в ловушку. Виновата ли она в этом? Был ли у нее другой выход? Ведь если бы она на иоту хуже играла роль предательницы, то ей не поверили бы враги. Она играла честно, как могла. Ошибка совершена в последний момент. Но разве Ма могла знать, что враги овладели паролем уполномоченного партизанского штаба? Или и самое сообщение об этом пароле, принесенное девочкой, было подстроено полицией? Значит, полиция знала и об истинной роли Ма? Почему же ее еще не схватили? Чего они ждут?

Ма подняла голову и обвела взглядом двери, окна: ни одной лазейки. Достаточно ей на один дюйм поднять любую из стальных штор, как тревожные звонки по всему дому дадут знать агентам об ее попытке. Так что же остается, что остается?..

Ма стиснула руки так, что хрустнули пальцы. Можно же так распуститься! Как будто не ясно, что нужно делать. Раз провалилось ее так бережно хранившееся инкогнито, если нельзя больше рассчитывать пленить палача Янь Ши–фана, нужно его убить. Его, и Баркли, и Аду. А тогда… тогда пусть кончают и с нею самой. Ма провела рукой по лицу. Так, именно так она и поступит!..