Но Олимпиада не забыла, что она была презренна и отвергнута; она осталась в Эпире и склонила своего брата поднять оружие против Филиппа и освободиться от зависимости от него. Вероятно, она не переставала предупреждать и раздражать своего сына. Поводов к неудовольствию было достаточно: Аттал и его друзья везде занимали первое место. Но когда посланным карийского династа Никсодара, добивавшимся союза с Филиппом и предлагавшим ему породниться домами, был в мужья дочери династа предложен Арридей, сын царя от фессалиянки, Александру оставалось только предположить, что подвергаются опасности его права на престол. Друзья его были того же мнения, они советовали ему решительно и с величайшей поспешностью противодействовать планам царя. Доверенный человек, актер Фессал, был послан сказать карийскому дина-сту, что пусть он не отдает своей дочери слабоумному незаконному сыну, но что Александр, законный сын царя и будущий наследник престола, готов сделаться зятем такого могущественного князя. Филипп узнал об этом деле и до крайности рассердился; в присутствии молодого Филота, одного из друзей Александра, он упрекнул его в нечестности, недоверии ц скрытности; он недостоин своего высокого рождения, своего счастья, своего призвания, если не стыдится жениться на дочери карийца, на рабыне варварского царя. Друзья, давшие этот совет Александру, — Гарпал, сын Птолемея Лага Неарх, братья Эригий и Лаомедонт — были удалены от двора и из страны; от Коринфа была потребована выдача Фессала.
Отношения Молосса к Македонии не могли оставаться такими непрочными; его лояльность была куплена предложением, которое было для него почетным и в то же время гарантировало ему его власть. Филипп обручил с ним свою дочь от Олимпиады Клеопатру, свадьба должна была совершиться еще осенью того же года; эту свадьбу царь решил отпраздновать с величайшей пышностью и сделать ее в то же время праздником объединения всех эллинов и общим освящением персидской войны, ведь на его вопрос, победит ли он персидского царя, дельфийский бог отвечал ему: «Видишь, бык увенчан; конец близок; жертвоприноситель готов».
В числе находившихся при дворе знатных юношей был некто Павзания, отличавшийся красотой и пользовавшийся большой любовью царя. Жестоко оскорбленный Атталом на одном пиру, он обратился в величайшем негодовании к царю, который, хотя и отнесся с порицанием к поступку Аттала, но ограничился тем, что постарался смягчить оскорбленного юношу подарками и принял его в число своих телохранителей. После этого царь женился на племяннице Аттала, а Аттал — на дочери Пармениона; Павзания терял всякую надежду отомстить за себя; тем глубже засела в нем досада, жажда мести и ненависть к тому, который лишил его этой надежды. В своей ненависти он был не одинок; линкистийские братья не забыли, чем были их отец и брат, они вступили в тайные сношения с персидским царем и были тем опаснее, чем менее они таковыми казались. Незаметно недовольных собиралось все более и более, софист Гермократ разжигал пламя ядом своих искусных речей, он вошел в доверие к Павзании. «Как можно достигнуть величайшей славы?» — спросил юноша. «Убей того, кто совершил величайшее», — был ответ софиста.
Наступила осень, а с ней и свадебное празднество; свадьба должна была праздноваться в Эгах, прежней резиденции, с того времени, как расцвела Пелла, оставшихся местом погребения царей. Гости стекались со всех сторон: из Греции с большой пышностью прибыли Феоры, многие с золотыми венками для Филиппа, съехались князья агрианов, пэонов и одризов, вельможи государства, знатное дворянство страны и несметная масса народа. Среди громких ликований, приветствий и почетных приношений, среди торжественных процессий и пиров проходит первый день: герольды приглашают на следующее утро в театр. Еще не рассвело, а уже пестрая толпа суетливо спешила по улицам к театру; окруженный пажами и телохранителями, приближается, наконец, в праздничном одеянии царь; он посылает свиту вперед в театр, считая, что не нуждается в ней среди ликующей толпы. Тут на него бросается Павзания, поражает его кинжалом в грудь и, пока царь падает, кидается к ожидающим его у ворот лошадям; на бегу он спотыкается и падает; Пердикка, Леоннат и другие телохранители нагоняют и закалывают его.
(Дройзен. И. История эллинизма. — Ростов-на-Дону, 1995)
РАЗВЕ МОЖНО УБИТЬ ДЕТЕЙ?
Из воспоминаний «великого террориста» Бориса Савинкова о покушениях на генерал-губернатора Москвы.