описывая танцы дикихъ, говоритъ, что дикіе гипнотизируются музыкой и движеніями, одушевленіе все растетъ и растетъ, переходитъ буквально въ ярость, которая нердко разршается въ насиліе и буйство1
). Наимене цивилизованные изъ черныхъ расъ, ніамъ-ніамъ, практикуютъ настоящую хоровую оргію. Любопытно при этомъ, что вс ихъ мотивы крайне монотонны и тмъ не мене приводятъ ихъ въ экстазъ2). Шакитосы проводятъ всю свою жизнь въ пніи и сочиненіи арій3). Намъ это даже странно слышать. Въ Сіам занятіе музыкой доходитъ до страсти4). Малайцы до безумія любятъ музыку. Музыка у нкоторыхъ народовъ, стоящихъ на невысокихъ ступеняхъ культурнаго развитія, является дломъ государственнымъ. По свидтельству Летурно, такая роль ея еще сохранилась въ Кита. Тамъ музыка разсматривается, какъ средство управленія. По утвержденію китайскихъ философовъ, знакомство съ тонами и звуками иметъ тсную связь съ искусствомъ управленія: человкъ, знающій музыку, можетъ управлять людьми5). Отраженіемъ того, какое сильное вліяніе иметъ музыка на некультурнаго человка, служитъ кабильская сказка „Игрокъ на флейт“6). Я уже говорилъ о сохранившихся и въ Европ подобныхъ преданіяхъ. Негры Габона, какъ только услышатъ звуки „тамъ-тама“ (родъ гонга), утрачиваютъ всякое самообладаніе и тотчасъ позабываютъ вс свои личныя и общественныя горести и бдствія7). Такъ сильно дйствуютъ простые ударные ритмическіе звуки на дикаго человка. Воздйствіе почти чисто физіологическое. По мннію Спенсера, всякое сильное душевное движеніе склонно воплощаться въ ритмическихъ движеніяхъ. A Garney прибавляетъ, что всякая эмоція уже сама по себ ритмична8). А такъ какъ психика дикаго человка крайне неуравновшена, и переживаніясплошь да рядомъ происходятъ въ форм аффектовъ, то вполн естественно, что они и разршаются въ ритмическихъ проявленіяхъ. Изображеніе пантомимою удачной охоты вполн можетъ довести голоднаго дикаря до такого состоянія. Но если аффектъ разршается въ ритм, то и обратно — ритмъ способенъ довести до аффекта. По мннію Гроссе, первобытный человкъ вполн естественно приходитъ къ мысли, что танцы, производящіе на него самого столь могущественное дйствіе, могутъ оказать извстное дйствіе и на т демоническія силы, которыя по произволу управляютъ его судьбой. И вотъ онъ устраиваетъ танцы, чтобы отогнать или умилостивить призраки или демоновъ1
). Такой ходъ мысли вполн допустимъ. И если это такъ, то окажется, что въ танцахъ-чарахъ магическая сила приписывается уже не одному только „изображенію“ и псн, сопровождающей танецъ, а также и ритму. Тмъ меньшая часть остается на долю слова. Такимъ образомъ, въ танцахъ-чарахъ выступаютъ два главныхъ первоначальныхъ фактора: драматическое дйствіе и ритмъ. Для ритма движеній нужна опора въ ритм звуковомъ; эти два вида всегда тсно связаны между собой. Ритмъ звуковой даютъ музыкальные инструменты. Но дйствіе звукового ритма будетъ еще сильне, если каждый танцоръ участвуетъ въ его произведеніи. Къ этому участію толкаетъ дикаря врожденное страстное влеченіе къ подражательности. Необходимый результатъ — присоединеніе къ танцу и музык псни, или, врне, пнія. Пніе же ищетъ опоры въ слов. Слово на этой ступени только матеріалъ, пища для ритма. Дикарь, что видитъ предъ глазами, о томъ и поетъ. Важна не псня, а мелодія. А тамъ, что первое привлечетъ вниманіе пвца, то и попадетъ въ псню. Вниманіе же участниковъ пантомимы, конечно, сосредоточено на самой церемоніи. Все племя, заклиная дождь, мрно движется въ танц. Объ этомъ и поютъ:Изъ края въ край — рутубури.
Скрестивши руки. Много. Вс.
Обратимся теперь къ русскимъ пснямъ-заклинаніямъ. Он связаны съ различными обрядами. На магическій характеръ нкоторыхъ обрядовъ, обратившихся теперь въ простую забаву, указывалъ еще О. Миллеръ. Спеціальному изслдованію этого вопроса посвятилъ свой трудъ Е. В. Аничковъ. Вслдъ за Фрэзеромъ изслдователь приходитъ къ заключенію, что весенніе обряды были первоначально чарами, a сопровождавшія ихъ псни — заклинаніями. „Обрядовая псня-заклинаніе“, говоритъ онъ, „есть самостоятельно возникшій и первоначальный видъ народной поэзіи“1
). Я не могу здсь разсматривать намченный вопросъ во всей его полнот. Моя цль — указать только нкоторое родство между заговорами и псенными заклинаніями. Существованіе его несомннно. Боле того, несомннно и то, что нкоторыя псни-заклинанія выродились въ простые заговоры, и наоборотъ — заговоры проникаютъ въ обрядовыя магическія псни. Первое явленіе мы уже наглядно видли на польской псн. Другимъ примромъ можетъ служить заклинаніе весны. Извстый обычай печенія 9-го марта жаворонковъ изъ тста сопровождается въ нкоторыхъ мстахъ слдующимъ обрядомъ. Испеченныхъ жаворонковъ разбрасываютъ по воздуху, приговаривая: „жаворонки, прилетите, красно лто принесите“2)! Это чистая формула заговора-пожеланія, сопровождающая магическій обрядъ, изображающій прилетъ жаворонковъ. Псеннаго элемента въ ней столько же, сколько хотя бы въ слдующемъ заговор:3).