Читаем Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул полностью

Такимъ образомъ, основная часть, собственно заговоръ, оказывается вложенной въ уста чудесной дѣвицы. По поводу неоднократно встрѣчающагося при разбираемомъ мотивѣ ссыланія грыжи къ "бѣлому" или "сѣрому" камню, замѣчу, что въ этомъ отразилось вліяніе другого мотива, только что упомянутаго выше. Второй мотивъ развился изъ симпатическаго обряда, изображавшаго переведеніе грыжи на камень при помощи мочи. Упоминаніе объ этомъ камнѣ въ мотивѣ щуки, конечно, облегчило до нѣкоторой степени пріуроченіе послѣдней къ латырю-камню.

Итакъ, въ какомъ же отношеніи разобранный мотивъ стоитъ къ изложенной выше теоріи? Мы уже видѣли, что вплоть до появленія эпической части соотвѣтствіе устанавливается на всѣхъ ступеняхъ. Началось съ чистаго дѣйствія, потомъ дѣйствіе постепенно забывается, смыслъ его теряется, словомъ, оно отмираетъ, въ результатѣ чего необходимымъ образомъ появляются словесныя формулы. Видѣли, наконецъ, какъ могъ попасть въ эти формулы образъ щуки; видѣли, какъ обращался этотъ образъ въ фантастическій миѳъ. Съ появленіемъ миѳа является и эпическая часть. Въ развитіи эпической части въ III гл. также установлено нѣсколько ступеней: 1) ссылка на предыдущій аналогичный случай (дѣйствительный или миѳическій), 2) приписываніе этому прецеденту божественнаго характера (дѣйствующія лица боги и святые), 3) заговорная формула вкладывается въ уста необыкновеннаго существа (боги, святые, чудесные люди). Согласуется ли мотивъ щуки въ своемъ развитіи съ этими этапами? Предварительно надо замѣтить, что мотивъ щуки является только частнымъ проявленіемъ другого мотива болѣе широкаго, какъ это видно изъ предыдущаго, мотива "загрызанія". Вѣдь мы видѣли, что "загрызаніе" совершалось не одной только щукой, а еще и человѣкомъ и мышью. Поэтому естественно ожидать, что развитіе пойдетъ и въ направленіи этихъ образовъ. Дѣйствительно, мы видѣли, что "бабушка Соломонидушка" можетъ съ успѣхомъ замѣнять щуку. Образъ мыши въ эпическихъ заговорахъ мнѣ не попадался. Если даже допустимъ, что его нѣтъ вообще въ записи, то и тогда нельзя еще утверждать, что его не существовало на самомъ дѣлѣ. Всегда надо помнить, что въ запись попала незначительная

174

часть существовавшихъ заговоровъ. Однако, мнѣ кажется, что мышь дѣйствительно не попала въ эпическую часть. Почему — объясню ниже. Сложность мотива "загрызанія" отчасти затемняетъ изслѣдуемый процессъ. Кромѣ того a priori предполагающаяся утрата многихъ редакцій и варіантовъ подтверждается еще тѣмъ обстоятельствомъ, что сохранившіяся редакціи очень сильно разнятся другъ отъ друга. Безспорно, существовалъ цѣлый рядъ переходныхъ ступеней. Совершенно, напр., невозможно прослѣдить, какъ щука обратилась въ олицетвореніе грыжи. Теперь посмотримъ, отразился ли въ сохранившихся редакціяхъ грыжныхъ словъ первый этапъ развитія эпической части, т. е. ссылка на предшествующій фактъ, которою подкрѣпляется цѣлесообразность загрызанія грыжи щукою. Да, сохранился въ разсказѣ о какой-то щукѣ, отгрызающей грыжи. Однако, образъ щуки въ дошедшей редакціи уже настолько переработался, что эту редакцію скорѣе можно отнести ко второй стадіи развитія, когда авторитетъ обряда подпирается тѣмъ, что совершеніе обряда приписывается не простому существу, а божественному или чудесному. Но ярче эту вторую стадію запечатлѣлъ мотивъ загрызанія человѣкомъ. Эпическая часть разсказываетъ, какъ бабушка Соломонидушка у Богородицы грыжу загрызала (заговаривала), и тотъ часъ же послѣ этого знахарка говоритъ: "такъ и я заговариваю" и т. д.{642}). Эта формула лучше всего показываетъ, зачѣмъ вводились въ заговоръ святые и боги. Они вводились для того, чтобы сослаться на ихъ авторитетъ въ оправданіе того пріема, какой примѣняетъ знахарь. Этотъ же заговоръ замѣчателенъ еще тѣмъ, что, будучи параллелизмомъ, онъ не содержитъ въ себѣ элемента пожеланія. Следовательно, параллелизмъ въ заговорахъ можетъ служить и не для выраженія пожеланія въ болѣе яркой формѣ, а и еще для чего-то. Для чего — это видѣли ранѣе: для поясненія дѣйствія и его цѣлесообразности. Но существовали ли эпическіе заговоры съ мотивомъ загрызанія грыжи человѣкомъ, относящіеся къ той стадіи развитія, въ которой дѣйствуютъ еще не святые? Мнѣ такой

175

Перейти на страницу:

Похожие книги

Религии мира: опыт запредельного
Религии мира: опыт запредельного

Настоящая книга впервые была опубликована в 1997 году и сразу стала научным бестселлером: это была первая в отечественной, а в значительной степени и в мировой науке попытка представить религию в качестве целостного психологического феномена.Выдающийся ученый-религиовед Е. А. Торчинов (1956–2003) обосновал и развил принципиально новый психологический подход к истолкованию феномена религии, исходя из понятия глубинного религиозного опыта как особой психологической реальности и активно используя при этом разработки представителей трансперсональной психологии (С. Гроф и его школа).В книге исследуются тексты, фиксирующие или описывающие так называемые мистические практики и измененные состояния сознания. Во введении рассматривается структура религиозного опыта и его типы, вопрос о взаимодействии религии с другими формами духовной культуры (мифология, философия, наука). Первые три части посвящены рассмотрению конкретно-исторических форм религиозной практики изменения сознания (психотехники) с целью приобретения глубинного (трансперсонального) опыта. Рассматриваются формы шаманской психотехники, мистериальные культуры древнего Средиземноморья, сложнейшие формы психотехники, разработанные в религиях Востока: даосизме, индуизме, буддизме. Особая глава посвящена «библейским религиям откровений»: иудаизму, христианству и исламу. Особый интерес представляет собой глава «Каббала и Восток», в которой проводятся параллели между иудейским мистицизмом (каббала) и религиозно-философскими учениями индо-буддийской и дальневосточной традиций.

Евгений Алексеевич Торчинов

Религиоведение / Образование и наука