Загробная жизнь дона Антонио

Он отвечал ей что-то галантное и неважное, а сам смотрел на крохотную капельку апельсинового сока, манящую слизнуть ее с нежных губ, и голова кружилась от предвкушения счастья — и от обещания в ее глазах. Темных, как морская глубина, сияющих тем же предвкушением.

Они оба несли какую-то чушь, смеялись, пили молодое вино из купленного у уличного торговца кувшина, кормили голубей безвкусной пресной лепешкой, касались друг друга лишь кончиками пальцев и взглядами… Это было остро и сладко, как последний вдох перед казнью или, быть может, как первый вдох на свободе… Мысли путались, голова кружилась, шумная раскаленная Малага казалась лучшим местом на свете, почти райскими кущами.

— …оливы посадили еще мавры, а в этой беседке, говорят, ждала своего повелителя прекрасная Лейла. — Тоньо оборвал рассказ и рассмеялся: он сам не заметил, как привел Марину в сады Алькасабы, к любимой с детства ротонде, укрытой от любопытных взоров ветвями померанцев и струями искусственного водопада. — Здесь прохладно в любую жару… И послушай: вода поет.

Похоже, и она не слишком думала о том, куда Тоньо ее ведет, вложив свою руку в его ладонь доверчиво, словно монастырская послушница. Правда, улыбалась она совсем иначе. Нежно, открыто и не скрывая желания. Прямо как тогда, в капитанской каюте «Розы Кардиффа». Не хватало только веревки на его руках, а вместо шума волн где-то внизу, под холмом, гомонила Малага.

— Вы любите свой город, Тоньо, — сказала она, проводя затянутым в кружево пальцем по его запястью и глядя ему в глаза.

— Люблю, — ответил он, думая вовсе не о Малаге и стягивая невесомую перчатку с бледных пальцев. — Вы снова хотите пленить меня, грозный пират Морган?

Она покачала головой, по лицу ее скользнула тень грусти. Прохладный палец коснулся его губ, веля умолкнуть.

— Здесь нет пирата Моргана, Тоньо. А мне… Разве мне нужно пленять вас?

Теперь он покачал головой. К чему пленять, когда он…

— Я хочу, чтобы вы остались, Марина. Со мной.

Она засмеялась, все так же невесело, и поцеловала его. В губы. Сначала легко и невинно, а потом…

Потом их одежда валялась по всей ротонде, а они сами лежали на подушках, слушая песни водопада и далекий гомон города. Марина окунала соломинку в невесть откуда взявшийся бокал с мандариновым шербетом и рисовала на Тоньо холодные морские течения. А может быть — путь к зарытым на Тортуге сокровищам. Или просто ей нравилось слизывать капли шербета с его кожи.

Особенно вдумчиво она обрисовала шербетом огненную птицу на его плече.

— Ты похож на этого феникса, Тоньо. Горячий. — И потерлась о нарисованную птицу губами. — Почему феникс? Только у вас, у Альба…

Тоньо тихонько засмеялся, сел на подушках и усадил Марину рядом.

— Потому что Альба и есть огонь, моя фата Моргана.

Сорвав цветок бегонии, обвивающей колонну, протянул ей на ладони. Она хотела было его взять, но не успела: повинуясь желанию Тоньо, цветок вспыхнул и взлетел птицей, покружил над ними и вернулся обратно на ладонь. Не цветком, не пеплом, а крохотным фениксом — ало-оранжевым, с любопытными золотыми глазами-бусинами.

Марина ахнула, а потом засмеялась и осторожно погладила птицу по спинке.

— Он не жжется! Горячий и… — Она искоса глянула на Тоньо, улыбнулась. — Нежный. Как ты.

Феникс курлыкнул и подпрыгнул, попытавшись клюнуть надетое на ее палец золотое колечко. Не удалось — Марина испуганно отдернула руку.

— Не бойся, — усмехнулся Тоньо, накрывая обиженно пищащего феникса второй ладонью. — Он всего лишь хочет золота. Как и всякий Альба.

Сняв одно из своих колец, Тоньо на открытой ладони дал его фениксу. Феникс глянул на золото сначала одним глазом, затем другим, взмахнул крылышками — и подношение исчезло, а сама птичка потяжелела, засверкала еще ярче и довольно курлыкнула.

— Альба и золото. Альба и сказки… — Марина задумчиво потерлась щекой о плечо Тоньо. — Или это была не сказка? Один чокнутый на Тортуге уверял, что любой, кто посмеет напасть на «Санта-Маргариту», сразу пойдет ко дну.

— Ну нет, не сразу. — Тоньо чуть подбросил феникса на ладони, и тот перепорхнул на запястье к Марине. — С затонувшего судна казна Ее Величества не получит ни медяка. Просто порох то взрывается, когда этого никто не ждет, то не взрывается…

Почему-то казалось совершенно естественным вот так, запросто, рассказать Марине о тайне рода Альба. О том, что Тоньо, как и два десятка поколений его предков, — колдун.

А Марина погладила его по щеке, улыбнулась.

— Паника действует лучше пушек, — продолжила она его мысль. — Враг сдается, Альба получает свое золото. Тоньо, но почему ты…