Загробная жизнь дона Антонио

Марине даже захотелось зажмуриться, но она не могла — по крайней мере, пока не увидит королеву… нет, ни к чему врать себе. Она высматривала вовсе не королеву, а Тоньо. «Он непременно должен быть здесь, рядом — может быть, второй, третий, четвертый ряд от королевы… Ну где же ты?..»

Взгляд скользил по лицам, спотыкался на сверкании драгоценностей, снова скользил по лицам…

И остановился на одном — Тоньо? Нет, конечно, не он. По правую руку от королевы и старше, намного старше, но все же… совершенно те же черты, и улыбка — теплая, самую чуточку снисходительная…

И он единственный не забывал осматриваться по сторонам. И на крыши поглядывал тоже.

Впрочем, нет, не единственный.

Этот взгляд Марина почувствовала всей кожей — тревожный, горячий, вопросительный. Почти услышала: «Марина, где ты?!»

И спрыгнула с крыши прямо на дорогу. Только и успела что жестом приказать Торвальду оставаться на месте.

Шествие запнулось, даже дудки икнули от неожиданности и зафальшивили пуще прежнего.

К чести альгвасилов нужно сказать, что они даже не сделали попытки насадить внезапную опасность на пики, хотя в их позах явственно читалось такое желание. Настолько явственно, что Марина почти почувствовала острый металл собственными ребрами. Слава святой Исабель, покровительнице мира, торговли и удачи! Слава чистой детской вере испанцев в свою святую!

— Дар в знак любви и почтения для Ее Величества от людей моря! — Марина протянула самому грозному среди стражников шкатулку с ожерельем, глядя ему в глаза прямо и открыто, всем своим видом обещая: никакой опасности, одни лишь верноподданнические чувства. «Верь мне, альгвасил, верь мне и Исабель дела Буэна Фортуна».

Альгвасил поверил, жестом велел ряженым и королевской охране стоять на месте и передал слова Марины дальше, зычным командным голосом, плохо гнущимся от избытка почтения к королевской особе. Шкатулку он лично понес сквозь расступившиеся перед ним ряды альгвасилов к королеве… или к одному из спутников? По левую руку от Ее Величества ехал Великий Инквизитор, тоже Альба — только чуть меньше седины и гордыни, чем у герцога, и на голове алая кардинальская шапочка. Целых трое Альба вокруг королевы, какая прелесть!

Шкатулку взял герцог. Открыл, едва заметно усмехнулся, кинул изучающий взгляд на Марину и отдал подарок королеве.

Только теперь Марине удалось ее рассмотреть. Пожалуй, если бы не корона и не место в процессии, то Марина в жизни не узнала бы Ее Величество — так она была не похожа на испанку. И светлой кожей, и золотистыми волосами, и прозрачной голубизной глаз Изабелла напоминала англичанку, а то и вовсе северянку с родины Торвальда, только что ростом не вышла.

И ни грана надменности в ней не оказалось, в этой маленькой женщине. А было почти материнское тепло, и жизнелюбие, и аж брызжущая во все стороны радость — празднику, любящим подданным, принесенному незнакомым юнцом подарку, а то и самому юнцу.

Но хоть сейчас ее жизнь зависела от королевы, взгляд все равно искал Тоньо. И нашел. Ровно за спиной королевы — и Тоньо, не отрываясь, смотрел на нее, и в его глазах было все то, что ей так хотелось увидеть…

А королева уже распечатала письмо за подписью Кортеса, как-то странно улыбнулась, кинула косой взгляд на герцога Альба — и поманила Марину:

— Подойдите, благородный юноша.

Было в ее голосе нечто обещающее и опасное разом, и альгвасилы за спиной Марины сомкнули ряды, так что не выскользнуть, не удрать. Только вперед. Под заинтересованно-оценивающий взгляд небесных глаз в едва заметной сеточке морщинок.

Несмотря на милостивую улыбку, Марина точно знала: сейчас она в куда большей опасности, чем когда дралась с Фитилем. Море далеко, альгвасилы близко, и что на самом деле задумало семейство Альба — одному Богу известно.

А королева снова обернулась к своему Альба и так тихо, что слова можно было разобрать лишь по движению губ, спросила:

— Ты знаешь его, Теодоро?

— Сдается мне, это и есть благородный знакомец моего сына, сэр Морган, — так же тихо ответил герцог Альба.

Имя прозвучало, а вместе с ним вспомнились четыре смертных приговора и, похоже, пятый за грехи Торвальда Харальдсона. Что там положено за разграбление посланного Кортесом самой королеве судна? Самое меньшее — четвертование.

Это четвертование очень явственно виделось Марине в глазах королевы, когда она милостиво протянула руку для поцелуя. Четвертование и вопрос: «Ты пришел, знаменитый пират, чтобы просить о милости или чтобы показать разбойничью удаль и посмеяться над королевой?»

«О милости, Ваше Величество, верьте мне!»

Марина приблизилась и коснулась королевских пальцев губами, всем своим видом показывая, что восхищается, трепещет и благоговеет, и стараясь не озираться в поисках лазейки прочь.

Ей было страшно. И на этот раз — не ей одной. Сэр Генри Морган тоже искал лазейку и требовал бежать, бежать как можно скорее!

Взгляд все же скользнул за королевскую спину, к Тоньо.