Загробная жизнь дона Антонио

Тоньо заставил себя улыбнуться донне Элейн и почти успел сказать ей какую-то незначащую ерунду о традициях Малаги… Почти, потому что в какой-то миг толпа заколыхалась, как вода от брошенного камня. И шествие споткнулось, начало останавливаться, шумя, толкаясь и недоумевая.

Тоньо глянул на предмет возмущения — впереди, между деревянным быком на платформе, ряжеными чертями и королевской стражей.

Сначала ему показалось, что это один из мальчишек спрыгнул с крыши, но на мальчишке был лазурный дублет, а на шляпе — брошь, сверкающая огненно-золотая птица…

Феникс?

Его пропавший феникс?..

Сердце заколотилось в горле, руки сами дернули повод, колени сжались, посылая лошадь вперед…

Тоньо едва сумел остановиться, не нарушить порядок шествия и не сунуться вперед королевы.

Марина пришла!

Господи, это она, в самом деле она, пришла к нему, как обещала! И теперь все изменится, все, навсегда, она останется с ним…

«Успокойся, — как наяву прозвучал голос отца Кристобаля. — Господь знает, что делает. Верь ему».

Тоньо медленно выдохнул и постарался разглядеть, что же там происходит. И кто с ней? Не может же такого быть, чтобы Марина пришла одна, без команды.

Тем временем она что-то сказала альгвасилам и сунула им плоскую шкатулку. Тоньо подался вперед, чтобы рассмотреть, — и не только он, вся толпа, не понимая и не видя, снова всколыхнулась, как морской прилив.

В шкатулке что-то ало блеснуло, и альгвасил обернулся к королеве.

— Дар Вашему Величеству! — одновременно торжественно и растерянно провозгласил он, едва перекричав гул толпы.

— Альба, друг мой, посмотрите, — велела королева.

Тоньо попытался мысленно дозваться отца: «Ну обернись же, ну поручи мне!..»

Тщетно. Вместо отца к нему обернулся Великий Инквизитор и жестом показал: успокойся, все хорошо.

Дыхание прервалось, сердце едва не выскочило, но Тоньо сумел удержаться на месте.

Марина же проводила взглядом шкатулку и тут же забыла о ней. Посмотрела, показалось, прямо Тоньо в глаза… Нет, не показалось! Действительно прямо в глаза! Настороженно, и требовательно, и горячо, так горячо, словно они были тут совершенно одни.

Будто невзначай поправила шляпу, коснулась феникса. Тоньо почти услышал: «Я пришла к тебе, как обещала, ты ждал меня, Тоньо?»

Его словно окатило звенящей прохладной волной, и над толпой закричали чайки, и чужие лица вдруг стали родными, прекрасными — как бывают прекрасны одухотворенные лица певчих на «Аве Мария».

«Да, ждал!

И… ты сможешь остаться. Здесь. Сейчас. Не будь я Альба!»

Одно долгое-долгое мгновение Тоньо смотрел ей в глаза и верил — себе, ей, Господу, Который ничего не делает просто так.

— Воистину королевский подарок, Ваше Величество, — вырвал его из наваждения голос отца.

Его голос был каким-то странным, словно отец или был до крайности удивлен, или еле сдерживал смех. Что же такое подарила королеве его сумасшедшая морская девочка? Хотя — какая разница? Ее Величество обещала дать патент хоть кракену, буде тот явится.

Марина — явилась. Теперь только бы она поняла, только бы поверила…

Отец подал королеве шкатулку с подобающим поклоном, Ее Величество улыбнулась по-девичьи восторженно, вынула из нее рубиновое ожерелье. Массивные камни сверкнули на солнце, словно всполохи огня, и придворные, а за ними и простой люд невольно ахнули: королевский дар! Герцогиня Торвайн даже прижала ладонь к груди и вскрикнула…

А королева жестом велела пропустить дарителя к ней и вынула из шкатулки запечатанное письмо. Глянула на печать. Потом на Марину — с тем напряженно-замкнутым выражением, когда совершенно невозможно понять, что она чувствует и как поступит, и тут же скосила взгляд на герцога Альба и — обратно на письмо. То есть на печать… чью? Тоньо забыл про этикет, так важно показалось увидеть эту проклятую печать!

Он увидел, мельком, но этого хватило.

Печать аделантадо Кортеса.

Пресвятая Дева.

Теперь Ее Величеству даже не обязательно спрашивать имени — она знает, что перед ней пират. Тот самый разбойник. Почти морской кракен. Но ведь она же сдержит обещание?..

Глава 30, в которой святая Исабель являет чудо милосердия

Пока ждали королеву, время тянулось медленно, как густая патока. Зато когда послышались звуки рожков и топот копыт, а в дальнем конце улицы зашумела толпа и валом прокатилось: «Идут!» — время понеслось вскачь. Вместе с сердцем Марины.

Поначалу показались ряженые и музыканты: от пестроты и позолоты рябило в глазах, от пронзительных воплей рожков и каких-то свиристелок заложило уши не хуже, чем от грохота шторма. Все, кто сидел или лежал на крышах, тут же вскочили, чтобы скорее рассмотреть королеву, кардинала, сеньора Малаги герцога Альба и весь прочий цвет испанской знати. Цвет и блеск: даже лошади были укрыты расшитыми золотом попонами, не говоря уж о нарядах людей. Все это сверкало и переливалось на жарком утреннем солнце, словно один большой сундук сокровищ.