Как-то мы примеряли одежду, и Ева предложила мне одно платье, но я категорически отказалась.
«Не надо мне ничего нового, — сказала я. — Не хочу даже мерить».
Мое поведение привело их в недоумение, и в конце концов я расплакалась. Они усадили меня на кровать, бросились обнимать и утешать. Все еще в слезах, я сняла платье. На мне был бюстгальтер, больше похожий на орудие пыток, чем на белье для подростка. Корсет делал меня совершенно плоской.
Обе мои кузины пришли в ужас. Они поняли, чего я стыжусь и почему плачу, выкинули это орудие пыток на помойку и тут же потащили меня в австрийский магазин белья «Пальмерс», чтобы приобрести мне все необходимое. Они очень деликатно пытались выяснить, почему я так перетянута там, где, как справедливо заметила Гретль, у меня еще ничего нет, кроме «маленьких бутончиков». Дело в том, что я занималась физкультурой в школе для мальчиков. Не могла же я там бегать, потрясая формами. Когда мама забирала меня через четыре недели, Ева твердо поговорила с ней и настояла, чтобы мне полностью обновили гардероб.
Она научила меня не стесняться своей женственности и находить в ней удовольствие, особенно ввиду моего ярко выраженного и скорее мужского интереса к науке. (По моим представлениям, наука была исключительно мужским занятием.) Я многим ей обязана и очень благодарна. Она поддержала меня в важный момент жизни, интуитивно угадывая потребности своей младшей кузины. Она показала мне совершенно иной мир, такой далекий от мира горластых мальчишек, которым я подражала в школе, — мир ласки и терпимости. За четыре недели она превратила меня в женщину, не стыдящуюся своего пола. Я не увидела и следа того «рассадника порока», который воображал себе мой отец, — ни в Мюнхене, ни четыре года спустя в Бергхофе.
Она стала любовницей Гитлера, чтобы сбежать от семьи. В конце концов, ее родители соблазнились зарубежными отпусками и приглашениями в Бергхоф и смирились с ее положением. С Гитлером ей становилось все труднее и труднее, но Ева, как правило, умела игнорировать или подавлять собственные переживания.
Семья, основанная Францем-Паулем и Йозефой Кронбургер, была пропитана католическими традициями и мещанскими привычками, многие из которых — как бы странно это ни казалось — Ева привезла с собой в Бергхоф. Они с матерью продолжали мечтать, что в один прекрасный день Гитлер женится на ней и подарит ей ребенка. Когда закончится война. Эту иллюзию питали все без исключения, особенно когда людям приходилось месяцами бороться с возрастающей тревогой: все будет хорошо,