Загубленная жизнь Евы Браун

Когда дети становились постарше, наступала очередь невероятно сложных картинок-головоломок. Из пятисот кусочков можно было собрать морские пейзажи (сплошь волны да небо), географические карты, чтобы запоминать потихоньку границы, главные города и реки Европы, или сцены знаменитых исторических событий. Самой любимой игрушкой девочек Браун был большой кукольный дом, который Фритц сделал своими руками. Он месяцами держал в секрете свою работу, вытачивая полы, стены и мебель. Фритц был искусным плотником, но его кропотливый труд над столь мелкими деталями красноречивей слов говорил об отцовской любви. Фанни заполнила крошечные комнатки самодельными коврами и занавесками, подушками и покрывалами, кукольными кастрюльками, сковородками и посудой. Никогда не рано начинать учиться ценить красоту и порядок в доме.

В детстве девочки носили платья и фартуки с оборками, широкие мягкие обручи на аккуратно причесанных головках, длинные белые гольфы или чулки и начищенные до блеска туфельки на застежках. (У меня есть мамина карточка, где она одета почти точно так же, как Ева на семейной фотографии Браунов.) Одежда была скорее красивой, чем практичной, о брюках для девочек никто и не помышлял. До пятнадцати лет девочки выглядели как куклы в натуральную величину, что подчеркивало их роль папиной отрады и маминых помощниц. Фанни стремилась наделить дочерей познаниями в истории моды и привить им интерес к нарядам. Для молодой женщины важнее всего были внешний вид, изящество и хорошие манеры. Ева с ранних лет обожала наряжаться в экзотические костюмы. В семейном альбоме есть фотографии шестилетней Евы с затейливым капустным листом в волосах вместо заколки, десятилетней Евы в костюме феи, пятнадцатилетней Евы, вымазавшей лицо сажей, чтобы выглядеть как Эл Джолсон. Не говоря уже о Еве с котенком, Еве с белочкой, Еве верхом на большой пестрой корове, Еве на лыжах и на коньках — всегда смеющейся и позирующей для камеры.

В первые десятилетия двадцатого века единственной вещью в жизни детей, более или менее напоминающей кино, были стереоскопические слайды. Они представляли собой ряд почти идентичных картинок, напечатанных на целлулоидной пленке и обрамленных в картонные прямоугольники. Слайды вставлялись в просмотровое устройство, гораздо более неуклюжее, чем проекторы вчерашнего дня, и вдвое шире. Если поднести это устройство, известное как стереоскоп, к глазам и правильно настроить, то картинка, как по волшебству, оживает в трехмерном пространстве. Возможно, эти стереоскопические образы положили начало пристрастию Евы к фотографии, которому она оставалась верна всю жизнь. Те же трехмерные проекторы использовались для показа эротики: игривой, дразнящей и, по современным стандартам, совершенно невинной. Вряд ли девочки Браун видели настоящие кинофильмы (показываемые Эдисоном с 1891 г. и братьями Люмьер с 1895 г.), разве что на ярмарках, где народ мог за умеренную плату посмотреть душераздирающие черно-белые мелодрамы с написанными от руки белыми субтитрами. Как бы примитивны такие картины ни казались сегодня, это было невероятно захватывающе: настоящие люди, двигающиеся и жестикулирующие на плоском экране.

Рождество в памяти каждого окружено особым ореолом. Моя мать оставила не более полудюжины страниц собственных воспоминаний, но среди них был параграф о рождественских праздниках ее детства. Вот он, в точно таком виде, как она написала его, когда ей было уже далеко за пятьдесят. Прожив тридцать лет в Англии с мужем-англичанином, она так полностью и не овладела английской речью, как устной, так и письменной, и продолжала обращаться с запятыми с немецкой расточительностью.