Ехали не по центральным улицам, и вскоре я потерял ориентиры и запутался. Хотя, нет: вот видны корпуса бывшего завода бытовой химии, город остался за спиной. Куда это мы? Машина повернула вниз и влево, покрытие ухудшилось - это не асфальт, это его остатки и следы. В приоткрытое водительское окно пахнуло лесом и почему-то болотом, назвать шоссе ту дорогу, по которой мы ехали, было никак нельзя. Мартин достал из-под приборной доски микрофон на витом шнуре и что-то пробормотал в него. Я немного повернул голову, пытаясь посмотреть назад: шедшая следом машина резко ушла вправо, мы же продолжали двигаться по остаткам дороги дальше, въехав под кроны окруживших проезжую часть деревьев. Но вот они будто прыгнули по сторонам - заехали на широкую площадку, окруженную какими-то заросшими кустами развалинами, мотор заглох. Удивительно, но приехали мы вовсе не в департамент или как он называется, а на какой-то пустырь. Ничего себе местечко... Время остановилось здесь лет тридцать назад, а то и больше: нас окружали стоявшие по периметру ветхие и почти полностью разрушенные строения, только метрах в трехстах впереди виднелось сохранившееся двухэтажное когда-то здание, окна его давно заложены кирпичом. Мартин повозился на своем сиденье, достал из кармана сигареты, взял одну и протянул пачку мне. Я не стал отказываться и заодно, возясь с прикуриванием, провел по сенсору диктофона. Стекло двери водителя поползло вниз, выпуская на свободу дым двух сигарет. Мартин уткнулся взглядом в стоящий впереди не то склад, не то ангар с заложенными окнами:
-Моя школа, восемь лет в ней проучился. А это - он обвел рукой все пространство вокруг - бывший поселок железнодорожников. Снесли и ничего не построили. Жил я здесь. Отец был машинистом, сначала на паровозе, потом окончил дорожно-техническую школу и перешел на электровоз. С кочегаров поднялся, а до приезда в город и паровоза не видел, на хуторе семья жила. Это, между прочим, карьера была, не всякому удавалось стать машинистом! Мать работала в столовой для поездных бригад. Раньше ведь не только машинист с помощником состав вели, еще кочегар обязательно на тендере, да кондуктор на тормозной площадке хвостового вагона с кучей фонарей. И все поесть должны - и перед поездкой, и после нее. Вот столовая в "бригадке" и кормила, круглые сутки работала. Талоны выдавали им специальные, на трамвайные билеты похожие. Завтрак, обед, ужин. Ничего не осталось, развалины одни. Ладно, в сторону воспоминания, к делу. Почему мы вас, гкхм, попросили с нами побеседовать, Вадим Александрович, догадались?
На его снова ставшем довольным лице играла наглая улыбка хозяина положения. Явно нарываясь на неприятности, я, тем не менее, ответил:
-Странные у вас представления об этике, господин Мартин! Не схожи с европейскими. Хватаете на улице человека, привозите в какие-то трущобы, по которым ностальгируете, так толком и не представившись. Сунули мне, не дав прочесть, непонятную левую книжечку - в переходе у вокзала купили, что ли?
Как я и ожидал, лицо у него стало мраморным, но виду он не подал - протянул все то же удостоверение и еще жетон. Имя его я произнес специально, чтобы диктофон записал, а те, кто потом запись прослушают, идентифицировали говорящего. Он и вправду Мартин, смотри-ка! В общем, боец невидимого фронта, как я и ожидал. Они тут так истово защищаются от восточного соседа, то есть от России, на таком передовом рубеже этой борьбы стоят, что создали аж целых три грозных невидимых фронта, и все бойцы каждого из формирований хотят кушать и получать зарплату. Эти рыцари свободы сражаются меж собой очень истово - каждая из служб норовит оторвать кусок пожирней для прокорма. Самая любопытная организация из всей триады - SAB, бюро по защите конституции. Занимается сбором информации о России, во главе - бывший бригадный генерал Её Величества, якобы досрочно ушедший в отставку, этнический прибалт. А Мартин - сотрудник Восточного бюро этого ведомства, о чем и написано в его удостоверении.
Моя ирония хоть его и задела, но он постарался скрыть эмоции, бесстрастно продолжив: