#заяц_прозаек

Когда она подходила к арке, ведущей в ее любимый двор-колодец, ее там встретила Марфа Леопольдовна и кроме привычных предметов дала ей два небольших черных шелковых шнура. Девочка хотела было спросить, зачем это, но, как и вчера в голове сам собой возник ответ: «Увидишь. Ни пуха!» В окне уже все собрались, кого она привыкла там видеть в последние полгода, кошки ластились около ее ног. Вдруг она опять словно потеряла сознание и оказалась по ту сторону. Они танцевали как вчера, в зеркале была вместо нее рыжеволосая дама, а в голове сами собой появлялись замечания мадам. Вдруг мадам подозвала ее и сказала: «Ты сдала второй экзамен, мне нужны твои черные шнуры». Вера протянула шнуры и увидела, как ловкие руки вставили их в деревянные кастаньеты, завязали сложным узлом и протянули ей их обратно уже в бархатном мешочке.

Через минуту девочка оказалась на улице, вдруг споткнулась и упала на что-то мягкое. Мягким оказался Петька, и она вскрикнула от неожиданности. Он не пошел сегодня играть с остальными, а решил проследить, куда же она бегает, почему поздно возвращается и что же там делает. Вера вскинула левую бровь и попробовала посмотреть на мальчика решительно и сурово, но у нее не вышло. У него был такой довольный и одновременно смущенный и виноватый вид, что она рассмеялась. Голубоглазый Петя тоже рассмеялся, встал, отряхнулся, положил в карман ее платья бумажку и пошел в сторону дома, насвистывая, как ни в чем ни бывало. Вера увидела, что юбка, шаль и веер уже в руках у Марфы Леопольдовны, которая стояла у двери подъезда, тогда решилась и вытащила бумажку из кармана. На бумажке было только написано корявым Петькиным почерком: «Вера, ты очень красивая. Я тебя люблю». Девочка покраснела, и услышала, как старушка ей крикнула: «Да, беги ты уже за ним, он же тебе нравится, только талисман свой не забудь!». Девочка оглянулась недоуменно, она не помнила ни про какой талисман и тут увидела у себя на запястье бархатный мешочек. Вскочила и побежала за мальчиком. Вскоре она его догнала, он шел спокойно, но что-то в его спине показалось Вере непривычным. Она поравнялась с ним, улыбнулась и сказала: «Я тоже». Дальше они пошли вместе и по дороге с увлечением обсуждали новые задачи из Перельмана, которые им задала учительница. Птицы уже с девочкой не разговаривали, как и другая живность или она не заметила, так увлекшись разговором с Петей. В школе их на следующий день дразнили «жених и невеста», но это другая история, как и то, каким был у Веры третий экзамен и что стало с ее любовью к фламенко.

Инна Карпова. Последняя битва

— На городской этап «Математической лиги» поедет… поедет…

Все замерли и впились глазами в Твайса, а я уже чувствовала, кого он назовет. Ну не могло быть иначе!

— …Тарасова.

А дальше всё загремело — перемена, звонок, наш 9-й «А», стулья, телефоны… Мне что-то со всех сторон говорят, но я не слышу, я смотрю на него. И среди всего этого сумасшествия различаю только тихий голос Твайса:

— Оля, останься. Я тебе пробные задания дам.

Я чувствовала, я знала, что так будет. И он тоже, я уверена. Мы друг друга на расстоянии чувствуем.

В общем, после уроков я стала приходить к нему в кабинет готовиться к олимпиаде.

На вторую или третью нашу встречу, только Твайс начал мне тихо рассказывать про свойства логарифмов, в кабинет заглянула Джульетта и уставилась на нас.

— Олег Иванович, у вас разве есть дополнительные в сетке?

— Джульетта Гамлетовна, через две недели Тарасова едет на «Математическую лигу». Ей нужна дополнительная подготовка.

Джульетта чуть не задохнулась от возмущения и вся пошла красными пятнами:

— Какая еще «лига»! У нас неделя японской поэзии! Оля, ты разве не предупредила Олега Ивановича?!

Я хотела что-то сказать Твайсу, но в тот момент он ТАК беспомощно на меня посмотрел, что у меня чуть сердце не разорвалось. Я быстренько успокоила Джульетту, что у меня уже готовы и хокку, и танка, и что я везде успею. На самом деле, не очень-то мне и нужна эта «лига», просто я слишком давно ждала этих встреч.

Наверное, с тех пор, как в школе появился Твайс.

Он пришел в прошлом году почти в апреле, когда наша старая математичка вдруг попала в больницу. Твайс сразу был какой-то особенный, «не от мира сего», как сказала про него Джульетта. Он и ходил не так, как они, и говорил не так. Он был моложе всех наших учителей, и при этом — не сказать, чтоб суперсовременный. На перемене он задумчиво стоял у окна и смотрел на весенние лужи. А в мае, когда уже солнце шпарило, выходил в школьный двор, поднимал лицо к солнцу и закрывал глаза.

Естественно, у нас уже тогда половина девчонок в него перевлюблялась. А с сентября вообще понеслось: все постепенно из-за Твайса переориентировались на математику, хотя вообще-то у нас класс гуманитарный. Даже пушкинист Сашка засобирался на мехмат. И китаистка Фёкла. И Ричард Комаров, по которому переводческий плачет.