#заяц_прозаек

Кстати, Твайсом его как раз Ричард и назвал. В первый же день. У нас была сдвоенная математика, на перемене Твайс вглядывался в окошко, а после звонка зашел и начал по-новой знакомиться:

— Здравствуйте, меня зовут Олег Иванович. Я ваш новый учитель математики.

Все чуть не рухнули: камон, опять новый?! А Твайс даже глазом не моргнул, стал во второй раз толкать речь про математику — царицу наук. Ну растерялся человек — первый день в нашем дурдоме. Все ржали, как кони, и Ричард такой: «Once again: welcome, Мr. Twice!»

Ну и всё, насмерть прилипло. Твайсу подходит: он иногда может два раза одно и то же слово в слово повторить. И даже кольца у него два на руке (не обручальные!!!).

Для меня он тоже Твайс. Олегом я его даже про себя не могу назвать, меня сразу в жар бросает. Олег, Ольга — это слишком, слишком всё близко. Такое вот задвоение… У меня об этом, кстати, стихи есть, под Иннокентия Анненского.

Сама я по-прежнему собираюсь в литературный, но с математикой у меня постепенно становится все лучше и лучше. Так что на «Матлигу» он меня выбрал заслуженно, а не потому что… В общем, всё совпало. Он мне даже как-то сказал:

— Оля, ты же прирожденный математик. Зачем тебе вся эта ненаучная писанина?

И в глаза мне посмотрел — так длииинно, что у меня сердце в пятки ушло. Он и до этого несколько на меня очень странно смотрел, но вот ТАК — в первый раз.

А встречи перед олимпиадой действительно были нужны, не подумайте! Мы же там не школьную программу разбирали, а всякие матрицы, и метод Гаусса, и системы с тремя неизвестными. Когда я прихожу к нему после уроков, сажусь — у меня сердце так колотится, что в коридоре слышно. Но как только мы начинаем решать задачи и уравнения — всё, я спокойна, голова ясная, и кажется, я всё могу, всё решу, когда он рядом! И его тоже чувства переполняют, я же вижу! Я решаю, а он нет-нет — и выйдет в коридор, станет у окна и всё смотрит куда-то вдаль. И с каждым занятием, с каждым уравнением мы как-то ближе становимся.

Если бы еще не Джульетта! Мне ее жалко, если честно: она меня не на шутку взревновала. Как только после урока я у Твайса — она тут как тут: то через стеклянные стены на нас посмотрит, то в дверях встанет. Один раз с физруком пришла, в другой раз — с завучем. Может, она про Твайса что плохое думает? Но он не такой! Скорее всего, ей просто обидно, что я литературу задвинула. И хотя на неделе японской поэзии я опять была звездой, но к французской мне готовиться расхотелось. Дополнительные занятия с Твайсом к тому времени прекратились, на «лиге» я уже выступила, но к литературе толком так и не вернулась. Честно говоря, я стала терять свой навык писать стихи под любого поэта и сходу сочинять эссе. Поэма под Верлена лежала недописанной, хотя она и была про нас с Твайсом.

В школу я теперь ходила только из-за математики.

Как-то Твайс пришел на урок и весь аж светился. Оказывается, объявили результаты «Матлиги», и я вошла в тройку лучших!!! Первого декабря еду на регион!!!

А значит — наши встречи продолжаются!

Так бы всё и было, если бы не Джульетта.

В тот день, как только я пришла после уроков к Твайсу, в наш кабинет вдруг зашла Джульетта вместе с заучем. Пока завуч молчаливо стояла в дверях, как в футбольных воротах, Джульетта начала вкрадчиво спрашивать, «что тут делает Оля Тарасова». Узнав про первое декабря и регион, она стала медленно надвигаться на Твайса:

— Позвольте, Олег Иванович, как же так?! (Два шажка, улыбка.) Первого декабря Оля никак не может (еще два шажка, еще улыбка), она выступает в гуманитарной сборной школы!

Тут откуда-то появились и другие учителя. Твайс заерзал, занервничал и вдруг рванул к дверям. Но завуч грудью стояла в проходе, левый фланг защищал физик, правый — физрук.

Дальше всё было как в тумане. Твайс бился, как раненая птица, пытаясь выскочить в коридор, а они хватали его за руки. Я плакала и кричала: «Не трогайте его! Он самый лучший! Ненавижу вашу литературу!» или что-то такое. Географичка крепко держала меня и всё повторяла: «Оля, дурочка ты моя, успокойся, мы тебе всё объясним».

И тут случилось что-то страшное: Твайс отшатнулся к интерактивной доске, ухватился за два своих окольцованных пальца и вдруг… откинул их, как крышку шкатулки. Внутри под ними торчали два штыря, которые Твайс с размаху воткнул в розетку возле доски.

Я заорала и упала в обморок.

Падая, я успела услышать, торжествующий крик Джульетты:

— Розетка обесточена! Финита ля комедия, Олег Иванович!

* * *

В клинику неврозов ко мне, кроме родителей, пускали только Джульетту. И то через месяц, когда я окрепла и доктора разрешили говорить со мной о «травмирующей ситуации».

Тогда Джульетта Гамлетовна всё и рассказала.