#заяц_прозаек

Кто-то откровенно спал, дожидаясь звонка, другие прогуливали. Этих Манефа не уважала и даже заносить в журнал директору брезговала. Но были и те, кто всерьез пытался понять, что у детей в головах.

Ее взрослики уже разобрали тему «Капитанская дочка» А.С.Пушкина глазами подростка». Оставалось написать эссе и можно было переходить к «Мцыри», который сам ни фига не знает, чего хочет. Примерно, как любой подросток.

Сложно объяснить взросликам, что у тебя в голове, но Манефа старалась. Назвался шампиньоном — полезай в ридикюль, так папан говорит. А когда Манефе директор грамоту выдал, папан позволил покраситься в лиловый, как в клипе «Gfriend».

Детство на ее уроках ученики вспоминали охотно. Дебил из минобраза явно добивался именно такого эффекта. Чтобы взрослые вспомнили о том, что когда-то были детьми. Полюбили их что ли. Захотели.

Еще лет десять назад страна попросту вымирала. Но культ индивидуальности и карьеризма удалось преодолеть.

Поначалу никто не понимал, как это работает. Но энергичный министр реформу пробил, и жизнь, действительно, начала меняться. Взрослики, отсидев с утра пару, работать шли веселей, на детей смотрели с одобрением, к себе относились легкомысленней. Наметился всплеск рождаемости.

Настроение в стране царило весеннее. Манефа томилась пубертатом вместе со страной. А тут еще эта трилогия о птицах всю душу вымотала.

Пугачевская сказка про ворона и орла не давала Манефе покоя давно. Сборник Пушкина ей подарили, когда она пошла в первый класс. С тех пор всюду ей мерещились птицы, всех делила Манефа по принципу ворона и орла.

После новогодних она скачала с облака неизвестно откуда взявшуюся там «Зимовейскую мглу». Открыла ее — и пропала. Последний раз она так рыдала над книгой летом прошлого года, когда заглотила найденную на даче «Хижину дяди Тома», неуловимо пахшую плесенью и грушами. Там было про негров, которых — можно или нельзя так называть — непонятно. Одна училка аргументированно говорила что можно, другая — что нет. Обе были ужасно прогрессивные, но каждая в свою сторону.

Вечерами Манефа погружалась во «Мглу», как в теплую ванну. История вековечной вражды птичьих кланов будоражила, как пузырьки джакузи. Манефа была на стороне Орлов, у которых мутки мутил Зимовейский Отступник, вечно юный и одинокий герой с неодолимой тоской на сердце по таинственно потерянной принцессе Грёзе. С лиловыми, кстати, волосами.

— Мария, иди ужинать.

А, чтоб вас. Папан вчера притащил домой тройку за «Диких лебедей» Андерсена. Он был из молодых взросликов и ходил в третий класс. Манефа, ставя подпись в дневнике, глаза закатила в изнеможении.

— Что там сложного?!

Ей вдруг представилось, как она Дикой Лебедью входит в пресветлый зал предутреннего полета и встряхивает своими лиловыми волосами, и вместе с Отступником Зимовейским они улетают навстречу восходу. Орел напоминал дебила Стрелкова, только усовершенствованного в районе бровей и без ухмылочки.

Манефа вздохнула.

— Эх ты… а меня еще заставляете уроки делать.

Маман чмокнула каждого в нос, чтобы помирились. Она по утрам ходила в первый класс и училась на отлично. Впрочем, во второй ей ходу не было, потому что к тому времени она обещала выйти в декрет. Маман в школе так увлеклась своим внутренним ребенком, что немедленно захотела родить такого же. Манефа не возражала. А папан обещал учиться за двоих.

Про книжку Манефа все уши прожужжала Камыльниковой и Молечкиной, даже ссылку давала, но оказалось, что ссылка битая, а загуглить текст не выходит. Камыла с Молечкой сеть вдоль и поперек пропороли, а не нашли.

— Девы, я дочту когда, вам с телефоном дам, — обещала Манефа.

Девам не сильно-то и хотелось. По литре и так задавали немало. Они, как Манефа, вели по утрам уроки у взросликов, а потом отсиживали предметы, филигранно избегали общественной нагрузки и с увлечением плели интриги в собственном классе, добиваясь стрелковского одобрения.

В начале учебного года в класс пришел новенький с фамилией Пугач, ударение на «у». Его супер-секретного отца, Пугача-старшего, перевели в их захолустье, потому что за рекой строили что-то тоже супер-секретное. Об этом никто не должен был знать, но все знали, конечно. Не знали только, что именно.

Пугач был настоящим сыном своего супер-секретного отца. Начиная с сентября он не произнес, кажется, ни одного слова. Отвечал только на вопросы учителя. Смуглый, маленький и гладкий, он носил пиджак с такими жесткими плечами, как будто это кованый доспех. Черные волосы убирал в хвост.

Камыла с Молечкой самозабвенно шептались. Так, чтобы было слышно Стрелкову.

— Секите, девы! Вот это прича.

— Олдовый чел. И не парится.

— Я не понял, чё за попаданец? С какого века?

— Мохнатый миллениум.

— Не, такое в 90-х вроде было.

— Какая разница?

— Ладно вам, давайте позовем его с нами.

Но никто его так никуда и не позвал.