#заяц_прозаек

Хотя настоящих конфликтов в классе обычно и не происходило — честно говоря, и без того было чем заняться. Всё-таки школа не рядовая, «не средняя по району» (как говорила мама), отбор на входе довольно строгий, программа насыщенная. Случалось, что ученик, не справляясь с нагрузками, с трудом дотягивал год и просился в другую школу, а бывало, что кого-то забирали и прямо посреди учебного года.

В пятом-шестом ещё так-сяк, а с седьмого по всем предметам приходилось пахать, как Лев Толстой, но это было нормально, все пахали.

Незаметно и естественно сложилось так, что вундеркинды стали отвечать за участие класса в концертах, спектаклях, смотрах и прочих культурно-массовых мероприятиях. Сашурик брал на себя организационную часть: он умел составить для всех идеальный план, всё расписать по минутам и всё проконтролировать, под его присмотром никто никуда не опаздывал, ничего не ломалось, а он сидел как ни в чём не бывало и играл с телефоном в шахматы. Мишурику поручали декорации и кастинг — он был классический «добродушный силач», с виду медведь, а на деле — милейшей души человек, с ним невозможно было поссориться, он умел договориться с кем угодно, даже со своей младшей сестрой — вреднейшей детсадовской малявкой по имени Екатерина (нет, именно Екатерина). Кларик была гений по литературной части: подбирала репертуар, составляла сценарии, могла инсценировать хоть «Войну и мир», сама сочиняла пьесы! А Марик — неизменный режиссёр-постановщик: она всегда понимала, что происходит между персонажами, что они чувствуют и думают, как и почему они разговаривают, плачут и смеются.

Десятый класс планировался объединённый — это значило, что кто-то из класса уйдёт в другие школы и кто-то придёт из параллельного. Но кого это волновало! Точно не вундеркиндов — у них-то полный порядок и с успеваемостью, и с участием в жизни класса, да и вообще. Марик всегда знала, что со школой ей повезло. Сашурик, Мишурик и Кларик были того же мнения.

Только мама иногда ворчала, что дочь зовут детским прозвищем:

— Взрослые, серьёзные люди, а всё какие-то шурики-мурики.

Кстати, летом после ОГЭ Марик прочитала «Королеву Марго», «Безобразную герцогиню», «Мельницу на Флоссе», «Прерванную дружбу» и даже «Мастера и Маргариту» — правда, показалось сложновато, но мама сказала, что попытка засчитана, а захочется перечитать, так в чём проблема.

Первого сентября мама помогла Марику уложить волосы и сказала задумчиво:

— За лето Маргарита сильно изменилась.

Марику так не казалось. Зато все остальные одноклассники реально изменились! Так странно было видеть вытянувшиеся фигуры, с трудом узнавать знакомые лица и голоса. Ещё более странно — не видеть тех, кто составлял ближайшую часть школьной жизни. Сашурик перешёл в математический лицей, Мишурик поступил в международный колледж на педагогику. Кларик, конечно, не ушла, но у неё тоже были большие планы: весной она весьма удачно выступила на окружной олимпиаде и теперь собиралась попробовать себя на «Ломоносове».

Учителя называли десятиклассников полными именами, и теперь имя Маргарита уже не казалось слишком торжественным и чересчур взрослым.

Почти прежними остались только близнецы, Ирка и Ксюха, красивые и независимые. Как и раньше, они держались каждая в своей компании, но, если одна из них даже в обычном разговоре зачем-нибудь повышала голос, вторая тотчас оказывалась рядом.

А вот Марик и Кларик…

Нет, они не ссорились, между ними не происходило никаких недоразумений, но что-то непонятное как будто разделило их. Что-то вроде тепловой пушки в дверях торгового центра: не видно, откуда дует, но он есть — плотный, ощутимый поток воздуха. Зимой тёплый, летом прохладный. Вот сейчас между Кларой и Мариком словно тянулся непрерывный, невидимый воздушный поток. Прохладный.

Дело было не в олимпиадах, не в том, что у Клары свои интересы — ради бога, она же самостоятельная личность. И люди вообще меняются, это нормально, это взросление. Но почему это неловкое ощущение полуразделённости? Как будто Марик со своей стороны по-прежнему оставалась неразлучным близнецом, а Клара со своей стороны… нет, непонятно.

Внешне абсолютно ничего не переменилось. Они по-прежнему сидели за одной партой, по-прежнему менялись тетрадками, смеялись или огорчались одинаково, но не ходили сидеть под фикусом — да и зачем? Говорить о неважном можно и в классе, а о главных и значимых вещах — наверное, нигде.

Например, Марик не знала, как сказать Кларе про Марика.

Про Марка на самом деле. Он пришёл в объединённый десятый из параллельного. Прошлый год Марик его даже по имени, кажется, не знала, хотя вроде видела в коридорах или где-то. А тут прямо первого сентября на линейке вдруг посмотрела — и всё.

Если рассуждать здраво, то что в нём такого? Обычный парень — ну, наверное, умный, так в нашей школе дураков и не держат. Наверное, талантливый — да у нас много талантливых.

Но разве возможно вот так просто взять и заговорить с ним? Спросить домашку, заглянуть в проект, господи, попросить карандаш!

Разве возможно с ним… дружить? Так же, как с Мишуриком и Сашуриком? Не смешно.