— Да, мы вообще молчим, Сан Палыч, — протянула Славка приторным голоском, который тянулся и лип, как лизун. — А посмотрите, я правильно делаю?
Сан Паоло, который, кажется, доставал лысой макушкой до потолка, послушно согнулся пополам и принялся крутить в обветренных клешнях так называемый Славкин кораблик, больше похожий на жертву мутации, чем на что-то дельное.
Славка хлопала глазами, как Литтл Пони, и всё лила и лила этот свой сиропчик: «А тут как надо? А покажите, пожалуйста». И Сан Паоло двумя незаметными движениями — раз-раз — взял и превратил жертву мутации в нормальный такой корабль. Этой подлизе оставалось только пошкурить — и дело с концом. А пошкурить любой дурак сумеет.
— А можете мне тоже помочь? — неловко сунулась Васька.
Но голова Сан Паоло уже взлетела обратно под потолок.
— Давай, давай, делай, — прогрохотало оттуда. — Вы сюда зачем пришли? Смотреть, как я работаю, или самим учиться?
Вот всегда так.
— А у Васьки кораблик похож на окаменевшую какашку! — хихикнула Славка, толкая в бок Стёпеля, который пыхтел над своей деревяшкой слева от неё.
Стёпель сдул с глаз фиолетовую чёлку и глумливо ухмыльнулся. Ладно хоть ничего не сказал. А то он может. Но Ваське всё равно хватило.
— Сама ты похожа на какашку! — завопила она. — Болтливую предательскую какашку в тупых розовых заколочках!
— Так всё! — разразился Сан Паоло. — С вещами на выход! Я предупреждал! Берём в чулане мётлы…
— И улетаем, — ввернул Стёпель.
— Кузнецов! Тоже захотел в дворники?
— Не. Я лучше столяром побуду. И токарем. А ещё лучше тик-токарем.
Под общий гогот Васька, сама не понимая зачем, опустила в карман опасный нож. Злость уже была размером со столярку — и двигала её руками, как хотела. Злость вышвырнула Ваську во двор — без куртки, без шапки — и бросила за угол столярки. Всё вокруг тонуло в белёсом тумане. У него не было ни вкуса, ни запаха. Он был никакой. И в нём никого не было. И Васьки тоже не было.
Славка лениво спустилась с крыльца в своей приталенной курточке с блёстками, застёгнутой на все пуговицы. Мётлы она держала на отлёте, будто боялась испачкаться.
— Василиса! — крикнула она голосом директрисы. — Долго тебя ждать? И можешь не прятаться, я вижу, что ты там!
Не дождавшись ответа, Славка выпустила из рук мётлы — и те упали в разные стороны. Некрасиво так, неровно. Злость дрогнула и расширилась ещё немного. Хотя, казалось, куда уж больше. Славка завернула за угол и встала перед Васькой — руки в боки, губы вредной скобочкой.
— Ну и что ты тут…
— Я тебя сейчас убью, — сказала злость и вытащила из кармана очень острый и очень опасный нож для дерева.
— Зарежу, — злость сделала шаг к Славке, и нож стал подниматься.
Васька видела чёрное лезвие, белое горло, торчавшее из разноцветного шарфика. Видела сокращающееся расстояние между этими двумя предметами. Просто видела. И всё. Ничего не хотела. Ни о чём не думала.
А ещё она видела Славкино лицо. Оно вдруг сделалось очень-очень серьёзным. И это было приятно. Но тоже как-то слишком далеко, чтобы почувствовать.
— АААААААА! — заорала, наконец, Славка и бросилась бежать.
Она споткнулась о мётлы, но не упала. Шарфик размотался и болтался у неё за спиной, как хвост у её любимых тупых Литтл Пони.
«Тебе нравится Литтл Пони, а мне — Литтл Биг. Мы разошлись, как в море корабли» — вдруг пришло в голову Ваське.
Она сунула нож в кучу сухих листьев, в самую середину, будто пырнула кучу в живот. Но злость уже сдулась. Руки двигались вяло, без азарта. Очень хотелось спать. И есть.
Вечером маме позвонили. Васька сразу окаменела над своими нерешёнными примерами и стала слушать.
— Да, привет, Антон…
Нет. Антон. Убирайся вон, Антон. Зачем ты сюда звонишь. И без тебя тошно. Математики хватает.
Антон — это Славкин папа. Но, может, это не оно? Он ведь иногда заказывает маме какие-то тексты для своих сайтов. И платит копейки, как та жалуется. А Славка-мерзавка потом издевается, что у них нет денег… Так пусть твой распрекрасный Антон платит нормально…
Васька сунула в рот контрабандное печенье (в комнате есть нельзя, а сладкое — только на десерт) и написала первую попавшуюся цифру в столбик с ответами. Потом ещё одну, и ещё. И вот уже заполнены все пустые строчки. А мама всё молчит и молчит…
Может, это вообще другой Антон? Которого Васька не знает. Влюбился в маму и звонит. Рассказывает, какая она прекрасная. А она слушает… И улыбается в тёмном коридоре, как девочка… Васька даже на такое согласна, лишь бы не то самое…
Но тут мама вздохнула на всю квартиру и сказала:
— Ну, разумеется, поговорю. Ты думаешь, я с ней не говорила? А толку-то?.. Да, ходили мы к психологу, ходили… А толку-то?.. Спасибо, конечно, но ты ведь платного посоветуешь… Ага, ага… Да, я всё понимаю… Буду копить, спасибо…
Потом наступила тишина. И стояла так долго, что Ваське показалось, она оглохла. А может, и правда, оглохла. Временно. Потому что, как мама оказалась у неё за спиной, она вообще не услышала. И чуть не подавилась печеньем, когда та сказала ей прямо в ухо:
— Вообще ни одного правильного. Ты что издеваешься?