И вот настал черед Шекспира. Маэстра рассказала о том, что личность Барда так и осталась загадкой, но это неважно, поскольку главное — созданные им произведения. Мы посмотрели сцены из некоторых драм, познакомились с сюжетом трагедии «Гамлет» и прочитали строка за строкой монолог «To be or not to be». Благодаря лингвочипам староанглийский язык доставлял не больше проблем, чем древнегреческий, ретрокентаврианский или неотаукитянский. С произношением, конечно, у нас бывают курьезы, но, с другой стороны, кто может знать, какой была фонетика у британцев начала шестнадцатого века?.. Может, они тоже присвистывали и чирикали, как Кур-Чин-Чин: «Чю чви ор ночь чю чви».
На дом Маэстра задала то, что, видимо, считала более доходчивым и увлекательным: «Ромео и Джульетту». Я-то давно эту пьесу знала, мы ставили ее в школьном театральном кружке в позапрошлом году, когда мне было как раз тринадцать лет, как Джульетте, и я всё время примеряла на себя ее слова и поступки. Пожалуй, мне даже хотелось бы сильно влюбиться, но только не насмерть… Мне тогда нравился Карл-Маркс Ризеншнайдер цу Штуппах фон Волькенштайн из восьмого класса, а он смотрел на меня как на мелочь и набивался в приятели к своей однокласснице Фатиме, игравшей роль синьоры Капулетти.
После занятий мы с Рэо устроились в уютном уголке под фитолампой среди процветавших в искусственном климате голубых суккулентов с Харибды-2013 — гордости нашего преподаватели биологии, Су-Квакенедры, уроженца этой далекой планеты.
— Приятно есть мне очень изучать непонятное, — проговорил Рэо на довольно разборчивом межгалактическом. Грамматика только у него была диковатая, но такое не редкость у всех, кто учит языки с лингвочипом. — Имя твое Юла, самка гуманоида, радостно знать.
Я не могла удержаться от смеха:
— Рэо, друг, учти, что у нас не принято называть собеседника самцом или самкой! Это звучит оскорбительно.
— Извинение необходимо, но объяснение тоже, — кивнул он и завилял кончиком упругого хвоста. — Почему научные факты нельзя говорить?
— Потому что эти факты относятся лишь к физиологии. Наше общество устроено более сложно.
— Как правильно, высокоглубокопочитаемая Юла? Повелительница, командора, другиня?
— Да нет, зачем так торжественно! В классе — девочки и мальчики, или девушки и юноши. Взрослые люди бывают женщинами и мужчинами, но взрослых как раз нередко называют по их профессии. Сара Гомес — учительница, Маэстра. Моя мама — доктор, она лечит людей. Папа — консул Земли. Он выдает визы и помогает землянам вернуться на родину, если у них возникают проблемы. А твои родители чем занимаются?
— Не имею такой информации, — удивленно ответил Рэо. — Направлен я для обучения по приказу Мудрейших.
Конечно, мне было бы очень интересно узнать, кто такие Мудрейшие, но Маэстра велела пройти с Рэо пьесу Шекспира. Чтобы он уяснил хотя бы сюжет и мог бы его кратко пересказать на зачете.
А вот тут меня подстерегали сплошные засады. Рэо, при всей своей деловитой разумности, совершенно не понимал смысла драмы. О том, что гуманоиды бывают придирчивы в выборе половых партнеров, он уже знал, хотя это само по себе выглядело в его мире странным. У них на планете, которую мы называем Орифия, самки совокупляются с кем угодно, и чем больше партнеров, тем лучше для выживаемости яйцекладки. И какое могло быть дело взрослым до сексуальных игрищ молодняка, он уразуметь совершенно не мог. Драконодактили Орифии были вынуждены приложить свой интеллект к развитию технологий, позволивших им выйти в космос, лишь по насущной необходимости: звезда, дававшая жизнь планете, неуклонно развивалась в сторону взрыва и превращения в сверхновую, и нужно было, пока не стало поздно, искать возможности сохранить популяцию. Межпланетная станция рассматривалась лишь как промежуточный пункт; здесь не было условий для привычного орифийам способа размножения. Рэо с его талантами был выбран на роль будущего дипломатического представителя Орифии, но ему обещали регулярно присылать для оплодотворения самок, путь которых лежал в созвездие Волопаса, где отыскалась планета, похожая на их родную по климату и населенная рукокрылыми мармозетками средней разумности.
В общем, сидели мы под голубыми суккулентами долго, и разговаривали обо всём сразу. О старинных обычаях и предрассудках землян, об устройстве общества драконодактилей, где конфликт Монтекки и Капулетти был попросту невозможен, о разных идеалах красоты — и наконец, о счастливой способности к анабиозу, наличие которой могло бы спасти юных глупых героев Шекспира от самоубийственного конца. Роль патера Лоренцо также осталась для Рэо полной абстракцией. Драконодактили Орифии не верят ни в каких богов и соответственно не имеют жрецов и священников. Мудрейшие — это скорее ученые, управленцы и политтехнологи, и все их решения и советы основаны на абсолютно рациональных мотивах и предпосылках.