Дальше, дальше. Я вижу музыкальный ряд зданий, разреженный парками, перемежающийся статуями. Здесь улавливается ритм, который служит определенной цели. С 1 мая 1865 года — дня официального открытия, сопровождавшегося торжественным выездом императора и императрицы, — Ринг служил местом проведения шествий и всякого рода публичных событий. Жизнь Габсбургов подчинялась строгому церемониалу испанского двора, и находились бесчисленные поводы для процессий. По Рингу ежедневно маршировала городская стража, по большим праздникам — венгерская гвардия. Парадами отмечались дни рождения императора, юбилейные торжества. Здесь же выстраивался почетный караул по случаю приезда кронпринцессы, здесь проходили похоронные процессии. Полки носили различную униформу: целый ворох перевязей, лент, меха, плюмажей и эполет. Оказавшись на венской Рингштрассе, нельзя было не слышать звуки военных оркестров и топот множества ног, чеканивших шаг. Габсбурги располагали «армией с лучшим в мире обмундированием», и сцена для выступлений у нее имелась соответствующая.
Я замечаю, что иду слишком быстро, как будто у меня есть не столько отправная точка, сколько пункт назначения. Я вспоминаю, что эта улица была создана для ежедневного Korso[44] — почти ритуальной прогулки светских людей по Кернтнеррингу и здесь принято было встречаться, флиртовать, сплетничать и просто показывать себя. В иллюстрированных скандальных газетках, какими изобиловала Вена в ту пору, когда поженились Виктор и Эмми, появлялись зарисовки, изображавшие Ein Corso Abenteuer («Приключение на Корсо»), то есть усачей с тросточками или «дам полусвета». Там был «постоянный затор, — писал Феликс Зальтен, — создаваемый рыцарями моды, аристократами с моноклями, бойцами бригады отутюженных брюк».
Это было место, куда наряжались. Более того, именно там можно было увидеть лучшие, самые модные наряды в Вене. В 1879 году, за двадцать лет до женитьбы Виктора на Эмми и до прибытия в Вену Шарлевых нэцке, Ханс Макарт (очень популярный тогда художник, писавший огромные исторически-фантастические полотна) организовал «Фестцуг» — шествие ремесленников в честь двадцатипятилетия императорской свадьбы. Венские ремесленники разделились на сорок три гильдии, и у каждой имелась собственная карнавальная платформа, украшенная на аллегорический манер. Вокруг платформ толпились музыканты, герольды, пикинёры и знаменосцы. Все были выряжены в костюмы эпохи Возрождения, а возглавлял торжественное шествие сам Макарт на белом скакуне, в широкополой шляпе. И мне кажется, что вот такая мешанина — немножко Ренессанса, немножко Рубенса, чуть-чуть фальшивого классицизма — идеально подходит для Рингштрассе.
Все это пропитано застенчивым величием, но в то же время немного отдает Сесилом Б. де Миллем[45]. Меня таким не проймешь. А вот молодой студент, изучавший живопись и архитектуру, Адольф Гитлер, всем своим нутром живо откликался на блеск Рингштрассе: «С утра до поздней ночи я бегал от одной достопримечательности к другой, но главным предметом моего интереса оставались здания. Я часами простаивал перед Оперой, часами любовался Парламентом; вся Рингштрассе казалась мне волшебной картиной из “Тысячи и одной ночи”». Гитлер зарисовывал все пышные здания на Ринге — Бургтеатр, Парламент Хансена, два больших здания напротив дворца Эфрусси — университет и церковь Вотивкирхе. Гитлеру очень нравилось, что это пространство отлично подходит для всяких зрелищных действ. Он видел все эти украшения совсем по-иному: для него они выражали «вечные ценности».
За все это очарование приходилось платить: участки под застройку распродавались быстро разраставшемуся сословию финансистов и промышленников. Многие из них были проданы для сооружения дворцов на Рингштрассе — зданий такого типа, где за внушительным фасадом прятался целый ряд отдельных апартаментов. Можно было жить по модному адресу, в здании, именуемом «дворец», с огромной парадной дверью, с балконами и окнами, выходящими на Рингштрассе, с мраморным вестибюлем, с гостиной под расписным потолком — и при этом занимать один этаж. На этом этаже, называвшемся
А поскольку многими обитателями новых «дворцов» стали семьи, разбогатевшие сравнительно недавно, это значило, что на Рингштрассе поселилось немало евреев. Удаляясь от дворца Эфрусси, я прохожу мимо дворцов Либенов, Тедеско, Эпштейнов, Шей фон Коромла, Кенигсвартеров, Вертхаймов, Гутманов. Эти бравурные здания служат своего рода перекличкой для породнившихся между собой еврейских семей, архитектурным парадом самоуверенного богатства, где накрепко сплелись еврейство и любовь к пышному декору.