Заявка на подвиг: Сказочное повествование

– Действительно... – рыцарь удивленно хмыкнул. – Не пришло...

– О, Боже! – схватился за голову кентавр. – До чего же все-таки глупы люди!

– Ну почему вы обращаете внимание только на глупость! – с кухни закричала оруженоска. – Лучше бы порадовались за нас, подивились бы, как у нас все здорово получилось, а? Разве торжество справедливости в отдельно взятом районном суде не говорит о том, что люди иногда пользуются и умом?

– Да ничего особо умного не произошло, – проворчал кентавр. – Просто глупость искренняя победила глупость замаскированную – вот и все.

– Так, может, именно таким образом и проявляется мудрость жизнеустройства? – увлеченно предположила оруженоска.

Сандалетов пожал плечами.

Донья Маня внесла в комнату сковородку (в кухне-то кентавру не развернуться). Пока устраивались за столом, барон Николай протянул магистру фотографию.

– Возвращаю ваш портрет. Спасибо, если бы не вы, у нас бы ничего не получилось.

– Тем не менее, весь последний раунд вы прекрасно отыграли без меня.

Сандалетов повернул фотографию и перечитал надпись: «Любимому Учителю от любимого ученика на долгую добрую память. Капа Живчук, 8-я группа.»

– Знаете, о чем я давно мечтаю? – расстроено спросил кентавр, убирая карточку в карман. – Не догадаетесь.

– Облегчиться до состояния воздушного шара и воспарить, – предположила оруженоска.

– Нет, это не то. Я имею в виду мечту нутряную, потаенную, из самого дальнего уголка души. Такую мечту, в которой и себе-то не всегда признаешься. Больше всего на свете я, детки, мечтаю совершить какую-нибудь неслыханную, отчаянную глупость. Глупую-глупую, отчаянную-отчаянную!

– Мне бы ваши заботы, магистр, – сказал барон Николай, осторожно закладывая в рот кусочек жареной мойвы. – Я вот уже лет двадцать мечтаю о совершенно противоположном.

Следующий день кентавр, рыцарь и оруженоска провели весьма своеобразно. Кентавр Сандалетов, магистр всех рыцарских наук, носился по улицам Анахронезма, громко стуча копытами о булыжник мощеных улиц и не соблюдая ни одного правила дорожного движения, а на спине его сидели барон Николай и донья Маня. Кентавр ржал и дергался всем телом, как школьник на переменке, периодически он пытался скинуть с себя ездоков, но те упорно хватались за его пальто, друг за друга, за напуганных прохожих, чтобы только – по правилам этой игры – удержаться на кентавре.

– Да здравствует глупость! – кричал магистр, и вторили ему рыцарь с оруженоской: – Да здравствует глупость во веки веков! Да здравствуют дети и кентавры! Да здравствуют оруженоски и рыцари! Да здравствуют Гонзик и Маржинка!

Уже подъезжая вечером к дому, барон Николай, у которого от бесконечного хохотания заболела челюсть, сказал донье Мане:

– Ты видела лица своих старушек, которые яйцом торгуют? Похоже, тебе придется писать объяснительную.

– Ничего, разберемся, – ответила оруженоска.

Дома их ждал неожиданный и не особо приятный сюрприз: в вечерних новостях сообщили, что доблестный рыцарь Дон Капитон скончался в тюремной камере «от приступа сердечности» – именно так было написано в газете.

– Подтяжки лопнули, – не удержался рыцарь от несколько грубого комментария.

Донью Маню почему-то прежде всего взволновала судьба телохранителей.

– Они, выходит, теперь будут – телохоронители? – спросила она.

Потом подумала, что надо и о покойном сказать что-нибудь, но обязательно хорошее: теперь уже нет смысла подходить к нему объективно. И она проговорила неуверенно:

– Какой был... красавец-мужчина!

– Да уж, – нахмурился Сандалетов. – Трудный случай. Пластическая хирургия тут бессильна. Потому что, если душа у тебя с горбинкой, все равно ее скальпелем не выпрямишь. И если совесть у тебя плосковата – силиконом не нарастишь. И глупость не удалишь, как бородавку. И если биография у тебя черная, никакой химией высветлить ее не удастся. Такая красота не только мир не спасет, она и одного человека спасти не может.

– А, значит, мир все-таки нужно спасать? – ухватился барон Николай.

– Значит, красота все-таки разная бывает? – ухватилась и оруженоска.

– Глупости, глупости, – растеряно забубнил магистр.

– Что глупости?

– Все глупости... Я вот чего... Пойду-ка я, друзья мои, обратно, раз место освободилось. Вы уж не обессудьте, – не могу я здесь, тоскливо мне.

Как не отговаривали рыцарь и оруженоска магистра, как не уговаривали остаться, ничего сделать не смогли. Ранним утром кентавр почистил зубы, расчесал гребешком хвост, поблагодарил хозяев за прием и, надев пальто, стал раскланиваться.

– Саквояж не забудьте, – подсказала донья Маня.

– Саквояж передайте детям в мыльнопузырный кружок, – сказал Сандалетов, – это я для них принес. Я думаю, им мои смеси понравятся. И приводите их как-нибудь ко мне, я им покажу Анахронезм с высоты добровольного узника. Ну и сами заходите, не забывайте старого дурака.

Барон Николай и донья Маня пошли проводить недолгого гостя.