Зайчики (СИ)

— Опять шутишь? — рот парня скривился, отрицая возможность любых чувств. — Дурацкие у тебя шутки, летун. И сам ты дурак. — людь фыркнул, помахивая полотенцем. — Чему радуешься, не понимаю. Я же из тебя омегу сделал.

Арт вскинул на чужую глупость бровь, ухватил растопырившегося любовника за локоть и подтащил к зеркалу вплотную. Ткнул пальцем Нику в лоб, потом постучал костяшками по его отражению и попросил:

— Дар, вглядись в себя внимательно. Кого ты видишь? Разве омегу? Этот упрямый подбородок в щетине. Это тело мужчины. Бицепсы, волосы на груди и руках. Ты — не омега. Так почему я вдруг должен им стать? По факту трахнутой задницы?

Космачик протестующе оскалился, но альфа не собирался его отпускать.

— Убери колючки, пожалуйста, — взмолился. — Тебе не идет. Покажи мне Дарчи, не верю, что он совсем умер в твоей душе. Не прячь его от меня…

Дараник нервно потер метку на плече и отвернулся к душевой кабинке.

— Зачем? — голос парня прозвучал безнадежной тоской. — Чтобы ты сейчас дотоптал то, что не дотоптал тогда? Нет. Прости, но Дарчи исчез, не существует. Зато есть я, — людь коротко выпустил воздух сквозь зубы. — И я, Ачичи, тебе не дамся. Научен горьким опытом.

А целовать засранца было сладко. Ник сопел, слабо отбиваясь, притиснутый к кафельной стене, потом передумал сопротивляться и ответил. Ох, как же он ответил — раскрываясь навстречу, впуская язык Арта в рот, застонал, обвивая торс альфы-пленителя руками, впиваясь ногтями в его обнаженную спину. От парня остро пахло бодуном, молодым, здоровым потом и недавним сексом. И он…

Он не был омегой. И альфой не был. Инох, бесплодный для кавайца, человек, достойный любви.

Последние крохи сожалений Арта по поводу собственной болящей задницы осыпались на пол пылью. Он обновит метку на плече Дарчи и никому никогда парня не отдаст.

Объясняться же с Оди будет, если найдет омегу. И плевать, что многомужество на Кавае запрещено законом. Зато в Системе Римоны разрешено, до квартета и, официально заключенное на Римоне, признается во всем гала-союзе. У Дарчи — право первого. Подвинется Оди, перетерпит.

========== Душевые игры ==========

Вообще-то, узкий санузел не самое удобное место для секса — справа бьешься локтями о пластик душевой кабинки, слева в бедро раковина врезается, кафельный пол твердый, холодный и скользкий, сядешь — попу отморозишь, и не только попу. Некоторые ученые напрасно уверяют, что мужские яички любят низкие температуры — их бы, умников, и посадить голяком на кафель, да еще и когда сидеть больно.

Но Арт все равно сел, утягивая цепляющегося за плечи Дарчи на себя верхом, лицом к лицу. Альфа и людь тонули в поцелуе и не могли прерваться, пили стоны и дыхание друг друга.

Но смазка-то осталась в комнате, незадача. А по слюням альфе пытаться войти в людя — преступление над человечеством. Порвет напополам, зашивать придется.

Ну и ладно, можно обойтись без проникновений — Арт, продолжая блаженно сплетаться языком с языком Дарчи, уронил правую руку вниз, ладонью обхватил сразу оба члена, свой и парня, и нежно сжал, размазывая по стволам природную, успевшую выделиться смазку. Людь сладко охнул пилоту в рот и дернул бедрами, предвкушая.

Вот так. Главное — вместе. Главное — любят. Остальное приложится постепенно…

Вверх-вниз, вверх-вниз, Дарчи хищно кусается до крови, сходя с ума от желания, прижимается, изгибая позвоночник чуть ли не римонской буквой S, ерзает, напрягая мышцы. Почти кричит, он готов умолять о скорейшей разрядке. И Арт решает не тянуть — снизу подмораживает — дает любовнику то, чего тот просит — оргазм.

Дарчи снова кричит — открыто, хрипло, громко, откидывая назад вихрастую голову, и бьется мелкими конвульсиями наслаждения, выплескивая в кулак альфы вязкие, белесые капли семени.

Миг, и пилот догоняет парня, извергается с гортанным, протяжным страстным «да-а-а!». О космос, как же хорошо, спокойно и уютно. Горячий людь давит своей тяжестью, обессилено приникает покрытой испариной мощной грудью, мурлычет:

— Люблю тебя, Ачичи…

Что и требовалось доказать. Будто и не было разрыва и одинадцати лет разлуки. Счастье, когда чувство столь велико и взаимно. Странно и непривычно, но здорово обнимать не изящного лапочку омегу и не хрупкого, тонкого мальчишку — взрослого, крупного почти мужчину, шепчущего в ухо, обдавая жаром, влюбленные глупости и самому шептать подобное в ответ.

— Дар, — позвал Арт. — Давай встаем и в душ? Хочешь? Я тебе спинку потру…

Космачик отлепился щекой от плеча пилота, кротко взглянул расширенными, бездонными зрачками и кивнул. К Арту вернулся тот давний обожаемый школьник, пусть и не надолго, и во взрослом теле. Похлопал черными, пушистыми, прямыми ресницами и застенчиво потупился.

— Хочу, — вздохнул, и завозился, собирая ноги в кучу — не держали, колени подгибались. Ухватился за край раковины и, с некоторым трудом, встал.

— На? — предложил, щедро протягивая альфе руку.

Пилот принял помощь с улыбкой — свое, родное, жених, и рывком был вздернут в вертикальное положение. Облапав хихикающего людя за упругий зад, распахнул дверцу душа и толкнул Дарчи в кабинку.