Зайчики (СИ)

Испуганный перекосившей лицо любовника ненавистью Ник отшатнулся и стукнулся затылком о переборку. Горя же скатился с кровати и торопливо зашарил по ковру в поисках сброшенной пару часов назад одежды. Гордый юноша не желал более оставаться с тем, кто не оценил его порванной посчитай насухую, до сих пор кровоточащей, горящей огнем, щедрой задницы.

К себе, орать от гнева и обиды, молотить кулаками подушку и малость поплакать, когда схлынет.

«Вот ты и сходил потрахаться, глупыш. Доволен? — выл он мысленно, несясь по коридорам лайнера бешеной, растрепанной кометой и на бегу сшибая попавшихся на пути туристов. — Бля-я-дь!»

========== Самое дорогое ==========

Уснуть у Гори так и не вышло, сколько он ни ворочался с боку на бок. Промаявшись часа два, юноша встал, «принял» анестезирующую свечку, оделся в черное, под стать давящему душу траурному настроению, и отправился потрясти телом на нижнюю палубу, на танцпол. Самое то — пропустить пару стаканчиков чего-нибудь покрепче, захмелеть и выплеснуть распирающую изнутри злую энергию в аборигенских плясках под громкую, ритмичную музыку. Много лучше, чем плакать в подушку.

Без приключений добравшись до дискотеки, Горя купил себе в баре сразу две порции виски. Одну он прямо у стойки опрокинул в горло и занюхал рукавом, вторую — лишь пригубил, взял стакан и с ним в руке отправился танцевать. Задница у юноши болела, но выпитый натощак алкоголь уже мощно попер в кровь, да и свечка, вроде, начала действовать.

«А вон тот мужчина, подпирающий в углу колонну, там, где мерцает радужными переливами гирлянда из фонариков, очень даже ничего и без компании. Подкатить к нему, что ли, чуть попозже?»

Едва Горя успел додумать мысль, его толкнули. Обернувшись, юноша увидел, что в танце у него появились соседи, судя по виду и нахлынувшим с ними ароматом цветочного кофе — кавайцы. Альфа, шикарный, высокий брюнет в синей офицерской форме нежно, но крепко обнимал льнущего хрупкого, изящного, одетого ярко и воздушно, как бабочка, каштанововолосого омежку, ровесника Гори, шепча тому что-то на ухо или просто целуя. Они были очень красивой парой, эти двое, и излучали свет любви.

Горю же никто не обнимал. И к его уху губами не тянулся. Завидно.

Юноша несколько мгновений полюбовался так и не заметившей его парочкой, хлебнул, для храбрости, вискаря и пошел клеить мужика из-под гирлянды.

«Минимум — отошьет и обматерит, — решил он. — Максимум — познакомимся, упьемся и проведем вместе остаток ночи. Или — или, а тр`усы отращивают мох в интимных местах и спят с подушкой».

Он успел сделать в выбранном направлении буквально пять шагов, когда на плечо вдруг легла, останавливая, чья-то рука.

Ник, похожий на побитую собаку, большой, понурый, виноватый, протягивал… ромашку. Настоящую, живую полевую ромашку, снежно белую, с солнечно-желтой серединкой. И где нашел только на лайнере подобное дикое чудо…

Горя в потрясении внезапной радости раскрыл рот и закрыл, растеряв слова, а Ник все смотрел, смотрел, утягивая взглядом в наполненный звездами водоворот…

— Простишь? — спросил, наконец, насмотревшись. — Я был не прав, Горь. Не повторится, клянусь. Ты — замечательный.

Счастье в космосе, оказывается, очень простое. Оно помещается на ладони, белое, с желтой серединкой, едва уловимо пахнет медом и полем планеты Земля. Еще — поцелуем парня, добывающего в системе астероидов Болида 51 руду и немножко — красным, сухим вином опоко…

***

Музыка резко оборвалась, вспыхнул, хлестко ударяя по привыкшим к полумраку глазам, невыносимо яркий свет. Над головами оглушающе взвыла сирена тревоги. Миг, и палуба под ногами зажмурившихся, ослепленных танцующих затряслась конвульсиями.

Одновременно с сиреной на запястье у Арта ожил браслет-коммуникатор. Из-за поднявшегося общего гвалта альфач не услышал сигнала, но вибрацию почувствовал, активировал связь, ткнув пальцем в нужную кнопку, и торопливо поднес устройство к уху.

— Что?! — выкрикнул, второй рукой плотно прижимая к боку дрожащего мелким трясом, испуганно лепечущего вопросы Оди.

Голос капитана был слышен лишь ему.

— Нападение! Нас атаковали! Пробо… — шорохи, — …кета в трю… — снова шорохи, — разгермети… Спасайтесь… Уводи… — и тишина в эфире. Связь подохла.

— Твоего же папу! — зашипел Арт, тряся коммуникатор. Бесполезно, тот не реагировал, мигал красным, твердя — нет соединения с базой данных.

Сирена продолжала выть, потянуло мерзким, химическим дымом, вокруг медленно, но верно поднималась паника, кто-то кричал, визжал, метались люди и кавайцы, туристы и персонал одинаково. За плечо цеплялся пальчиками успевший заплакать Оди.

Капитан велел спасаться. Хоть Оди спасти! Нежного, течного, возможно, успевшего понести дитя под сердцем, невероятно дорогого, обретенного, увы, совсем ненадолго истинного.

— Бежим! — мужчина очнулся из ступора, достал из нагрудного кармана кителя пластиковую карточку-ключ и дернул растерявшегося возлюбленного за собой, прочь от толпы, из танцпола. Он очень хорошо знал, куда им — по системе служебных коридоров к шлюпкам, за три года службы на лайнере изучил его переходы вдоль и поперек.