Заигрывающие батареи

Штурмовики могли тащить бомбы до полутонны, тогда бомбежка велась с большей высоты и взрыватели ставились с замедлением, так долбили аэродромы и переправы, могли атаковать передний край противника и давить его артиллерию, крутясь огненным кругом в воздушной карусели, но самым интересным заданием — было ловить и уничтожать колонны противника на дорогах, хоть транспортные, хоть танковые, хоть поезда. И безопаснее это было, потому как тыловиков не так прикрывали зенитки и истребители, как цели первой очереди — аэродромы и мосты.

И экипажи Ил-2 не любили задания с аэродромами и переправами — потери всегда были выше и прорываться сложнее гораздо. И маневрировать нельзя, особенно когда внизу тоненькая ниточка, такая маленькая, но чертовски опасная и очень важная, потому как это артерия по которой прут войска противника. И достаточно раздолбать мост или понтонную переправу как у врага возникнут огромные неприятности. Танки, самоходки, пушки и грузовики плавать не умеют. Ни пополнений, ни снабжения. И хана отрезанным частям. Но цель тонкая, небольшая. Потому если вышел на директрису бомбометания — вилять уже нельзя, приходится тупо лететь строго по прямой — к радости чертовых зенитчиков.

И вот тебе — пожалуйста. Иди теперь ножками. И жрать хочется и не снялась вчерашняя усталость, еще и все тело болит — то, что вчера было ушиблено, разболелось сегодня.

В первую деревню чуть не сунулись сгоряча. Показалось, что тихо, моторов не слышно. Но только стали выбираться из кустов на околице, как из деревни неспешно выкатились три телеги, в каждой сидело по трое-четверо человек в серой, не нашей униформе. И кепи на головах. Чуть не нарвались. В другой сновали мотоциклы и проскочила по дороге элегантная легковушка. Понятно, либо штабники, либо склады. Хорошо, летчик район изучил старательно, представлял себе, что и где, вел достаточно уверенно. Не раз про себя сказал спасибо своему комэску, который заставлял молодых подчиненных делать многое такое, что казалось не нужным вовсе. Вот, к примеру, изучать местность по карте, чтоб помнить где и что. И посадка получилось удачной потому как отработал до того посадку с выключенным двигателем. Тогда даже растерялся — так стремительно ухнул вниз «Горбушка», чуточку испугался даже, но высоты было с походом, сел нормально. И теперь — тоже пригодилось. Малейшая растерянность вчера — и горели бы вместе с самолетом оба.

Вторая ночь была не лучше первой. В пустых животах протестующе бурчало, причем так громко, что поневоле опасались — как бы кто за сто метров не услышал. Спали плохо, да еще оказалось, что стали храпеть, чего раньше за собой не замечали. А тут — аж сами просыпались. День получился не лучше ночи. Две деревни по дороге оказались сожженными полностью, одни трубы торчали на старых пепелищах, а та, которая была целой, оказалась набитой немецкой солдатней. Даже и соваться не стали, когда мимо по дороге пропылило несколько грузовиков, кузова которых были битком набиты фрицами в блестевших на солнце касках. Понятное дело — охрана должна быть толковой, раз военных много, нарвешься на секрет или патруль — и все.

И чуть не напоролись, выдало немцев то, что курили они и еще кофе запах ветерком принесло, а без курева нюх у ребят обострился. Пришлось еще кругаля давать. Разминулись. Шли дальше по лесу. И голод становился совсем невыносимым. А вылезать из леса и тащиться у всех на виду по полям и перелескам жиденьким очень не хотелось.

Вечером третьего дня решили рискнуть. Вышли к небольшой деревушке, стоявшей на отшибе, в лесу, считай. Долго присматривались, принюхивались, приглядывались. Ни собачьего бреха, ни звука моторов, ни речи человеческой. Тихо, словно и нежилая деревушка. Да и то — половина горелая, но не сплошняком, как бывает от лесного пожара — а как-то выборочно, отдельными плешинами.

Уже темнело. Корнев постарался так выгадать, чтобы было еще достаточно светло оценить обстановку, но если окажется что и здесь напоролись, то чтоб врагам преследовать пришлось уже в темноте. После по-пластунски подобрались к крайней избе. Ну, относительно «по-пластунски» насколько это могли выполнить летчики, пехотную подготовку не проходившие.

Полежали, послушали. Все тихо. Корнев тихонько постучал в дверь. Оказалась незапертой, вышел здоровенный седой старик. Оглядел в сумерках обоих гостей, скромно прижимающихся к стене, буркнул: «Заходите!»

Летчик старался держать пистолет так, чтобы хозяева с одной стороны видели — гости могут за себя постоять, а с другой, чтобы это не выглядело угрожающе. В избе было еще темнее чем на улице.