Заигрывающие батареи

Тяжеленькая, уютно булькнувшая. Сейчас отвинтил пробку — оказалось, что тут — шнапс, причем не самый худший. Все же фельдфебели — это особая каста непотопляемых вояк! Говорили же ему, еще когда был курсантом, что ефрейтор — это дурно дрессированный щенок, унтер — офицер — уже сторожевой пес, но только с фельдфебеля начинается армейский человек. И да, слыхал, что фельд — вайбель, это со старогерманского означало уважительно-шутливое «полевой бабий начальник» — то есть глава отрядного обоза со всем добром, жратвой, питьем, маркитантками и шлюхами. Стоглазый, сторукий, всевидящий и почти всемогущий. Любой нормальный просто мужчина от такого табора и баб с ума бы сошел за день, что видно по несчастным женатикам, на стенки лезущим от одной-то бабы, но не такие были кремни фельд-вайбели! И конечно не мудрено, что два оберфельдфебеля не остались внакладе, при проходе мимо ценностей. Как раз странно было бы, будь оно иначе! Солдат прошедший мимо выпивки — либо тяжело болен, либо спит на ходу!

Чокнулись сосудами, приложились. Втянули ноздрями воздух. Хорошо пробрало. И тут Поппендика тоже попустило, стал размякать, ушло напряжение последних дней. На краешке своего сознания он отметил некоторую перевернутость сказанного старшиной про кукушат, мельком вспомнил заржавший строй швабов, когда во время отработки строевой подготовки он сбился с ноги и командир роты не замедлил отметить это глупой шуточкой, что вот какая досада — весь взвод марширует не в ногу и не глядит на своего командира — как надо! Но с другой стороны командир взвода был начитанным человеком и прекрасно помнил — Рейх обязан расширяться, давя сопротивление соседей. И великий архаический Римский Рейх в случае, если какой-то глупый город оказывал упорное сопротивление — вырезал там руками легионеров все живое, включая собак и делая поблажку только скоту, который тоже шел под нож, но с отсрочкой и Железный Хромец Тамберлан точно так же ликвидировал всех сопротивлявшихся ему, щадя только покорных беспрекословно. Давно так принято!

И Германия просто вынуждена так поступать! На войне — как на войне! Древний германский Рейх, как называли Священную Римскую империю, выросшую на останках той, архаичной Римской — просуществовал почти тысячу лет, пока не был разгромлен выскочкой Наполеоном. Второй Рейх продержался совсем ничего — 47 лет и рухнул под ударами внутренних врагов и плутократов всего мира. (Оберфельдфебель мимолетно и сентиментально улыбнулся, вспомнив занятия по истории в гимназии). Третий, нынешний — должен простоять на страх врагам 1000 лет!

Старшина хитро подмигнул, полез в свою бездонную сухарную сумку и вытянул две плоские жестяные коробочки. Одну кинул Поппендику, вторую бойко вскрыл ключиком с крышки.

— Кушай, камарад! Это довоенного производства сардинки! Тот вкус, почти забытый. Откуда они взялись у этих бедолаг — не знаю, давно уже только норвежские видал, а эти — видишь — португальские. Прозит!

Тихо стукнули бока фляжек, бодрое горячительное птичкой порхнуло в желудки. На секунду даже показалось, что не в сыром лесу — а в гаштете отдыхают, и нет неподалеку врагов и не надо тащиться пехонтурой черт его знает сколько времени. Всего-то мягкие и вкусные сардинки в настоящем оливковом масле и со специями, на которых чертовы норвежцы явно экономили. А уютно ведь! Как мало надо зольдату!

— Нам надо продержаться подольше! Ведь этих русских англичане ненавидят, еще почище, чем мы! И поверь — американцы тоже! Досадно, что фюрер повздорил с англо-саксами, очень досадно. Очень. Прозит!

Еще глоток обжигающего блаженства. Дерьмо собачье, как быстро кончились сардинки! Вроде ведь — только открыл — и уже осталось масло допить. Допил не без печали, удивился — на донце выбита дата производства — и не довоенная, а прошлогодняя. Сказал об этом старшине. Тот пожал плечами, подмигнул:

— Нас поддерживают многие. Мы взяли на себя серьезную миссию очистки земли от всякой дряни и плесени, и те, кто разумен, в отличие от того же борова Черчилля или коммуниста Рузвельта — это понимают. Русские — угроза цивилизации. А мы — единственный щит ее! Прозит!

Расчувствовавшийся гауптфельдфебель опять полез в сумку, вытянув на этот раз колбасу, твердую, как дерево, но очень вкусную, когда удается ее размочалить зубами и размочить слюной. Немного помолчали, причем Поппендик чувствовал себя самую малость трудолюбивым бобром, но челюсти у него были крепкие и колбаса стала поддаваться. Еще разок хлебнули. Шнапс определенно украшал окружающую природу, делая ее куда симпатичнее.

— Ведь в этом году, камарад, все чуть не стало на правильные рельсы… Совсем малости не хватило, впрочем, чего ждать от генералов… Понимаешь меня? — с намеком произнес старшина.

— Но ведь фюрер… Это было неправильно! Ты ведь про заговор этих изменников? — испугался даже тут командир взвода, стал оглядываться. Но лес вокруг был тих и безлюден, только капли падали редко.