— Ну молодец, вывернулся! Пошли пару человек — чтоб вблизи глянули и документы забрали, что найдут.
— Никак нет, горят документы ясным огнем! — обиженный Бондарь чуточку отыгрался.
— Так пусть измерят, как должно. И быстро!
— Есть, товарищ капитан!
Бегом обратно вернулся — а там расчет спорит, языки об зубы чешет.
— Об чем спор?
— Да вот, товарщ старлтнт — кумекаем, почему он не стрелял? А уж разворачиваться — и тем боле непонятно действо — степенно ответил одноухий заряжающий.
— И что решили?
— Не тот немец пошел. Новички зеленые, так считаю. В 41 черта лысого они бы нас в живых оставили, пошли бы накрытия сразу (артиллерист по привычке потер то место, где вместо левого уха была у него дырка в красном рубце, стянувшем висок).
— А я думаю, очумели немцы от снарядов по лбу, гулко там, в железной коробке-то — веско отметил наводчик.
— Не пробили же! — возразил снарядный первый.
— У меня шурин одноглазым с войны вернулся. Танкист был. Получили болванку, броню не пробила, а от удара снутри крошка стальная откололась и секанула по лицу, как дробью с ружья. Вытек глаз-то.
— Может и повредили ему пушку-то! — добавил усатый замковой.
— Вот сейчас и проверим — ты и ты — до танка, посмотреть, обмерить и назад. Зря головами не рискуйте, а мы подстрахуем.
Пара ловко ввинтилась в траву, остальные ждали, глядя в оба глаза. Мало ли что!
Но обошлось. Пока разведка ползала туда и оттуда, немножко умеющий рисовать снарядный первый накидал на бумажке из планшета запасливого комбатра контуры этого чудища. Сам Бондарь в это время шарил взглядом через мощь стекол бинокля по окружающей местности. Но все было тихо и спокойно, даже уже и птички какие-то затенькали над полем.
С того момента, как прибыли сюда и окапывались под бомбами — прошло всего-то два часа. А устал, словно пару дней мешки таскал бегом и далеко. Такого, чтобы лепить в танк 17 снарядов одной очередью, так словно это не нормальное ПТО, а сумасшедшая зенитка, — не было в опыте у много повидавшего Бондаря. И что бы там не получилось — перепугались салаги немецкие, оглохли или их командир свихнулся, но повезло сегодня адски всему расчету и командиру первой батареи.
Обстрелять махину другие орудия смогли бы тогда уже, когда танк заехал бы на орудие своими широченными гусеницами. А так — вон стоит, полыхает и громко ахают в раскаленной утробе боеприпасы — дистанция-то смешная, рядом совсем, потому ушам неприятно.
Привычно воняло горелым порохом, потом и копаной землицей. А еще — пригоревшей на стволе краской. Подкрашивать придется, точно.
И надо было переделать еще массу дел. Окопались плохо — только орудийный дворик обозначив, а надо обязательно «карман» вырыть поглубже, куда с огневой позиции в это укрытие орудие скатить, чтоб не торчало мишенью, щели для бойцов тоже нужны обязательно, расчеты опытные — уже исправность орудий проверили, глянули — не осталось ли снарядов в стволах, что часто получается после стрельб боевых, когда беглым лупят, теперь боезапас пополнить, пустую укупорку с гильзами собрать и увезти — и пообедать не забыть, накормленный артиллерист — могуч и смел!
Встреченный впервые тяжелый, даже — тяжеленный скорее, танк и огорчил и порадовал. Огорчил, потому как на редкую удачу артиллеристов вел этот громила сегодня себя не так, как обычно действовали немецкие танкисты. Мишень натуральная в натуральную величину, иначе и не скажешь. Уже знал Бондарь от телефониста, что кроме побитых при авианалетах ранним утром четырех орудий более полк потерь не понес, а танкисты потеряли наглядно восемь машин, горящих и стоящих на поле боя — причем все серьезного расклада, тяжелые пантеры и эти — черт их знает как называвшиеся. То есть тут воевали немцы слабо и неумело. Но при матером экипаже, да из засады — такая стальная дура дров наломает и крови пустит страшно.
Зато порадовало сообщение лазивших у горящей машины бойцов — по их словам чудо-юдо провалилось гусеницами в песок так, что через пару часов на брюхо сядет. И вспоминались беседы с капитаном Афанасьевым про потерю немцами инициативы. С такими коробками немцы точно ничего и нигде не поспеют. Тигр-то тяжел, а этот гроб с музыкой — еще тяжелее. Причем землица тут не каменистая, песочек рыхлый, да болотец полно с речушками. Потому просчитать, где враг полезет — очень даже можно. И то, что ИПТАП поспел загодя и встретил атаку готовым — показательно. Кончилась немецкая внезапность! Теперь действия немцев предсказуемы — и это половина успеха. Скорость у немцев кончилась.
И еще — в утренней бомбежке, когда три десятка самолетов немецких в два захода вывалили кучу бомб на головы артиллеристов — показалось Бондарю, что и в этом слабость немцев торчит. Нет, когда лежал и отплевывался от набившегося везде песка — небо в овчинку показалось, чего уж. Вот потом, когда сидели и ждали танки что-то такое в голове ворошилось. Благо — было с чем сравнить, везучий старлей с самого начала войны на действия немцев глядел, а парень он был наблюдательный и неглупый.