Заигрывающие батареи

Здоровенный, словно деревенская изба крепкого хозяина, танк пер не там, где шли до того Пантеры. И — как с некоторым ужасом понял Бондарь — работать по этой громаде не может ни 5 ни 4 батарея, да и свои орудия смогут дать огня, когда эта бронированная тварь вылезет из лощинки метрах в ста от этого орудия. Так что только одна пушечка с убогим для такой громилы калибром.

Кот Сибирский напрягся, но с виду был совершенно спокоен.

— Огонь по готовности, дистанция та же — приказал то, что и так очевидно.

— Есть — и голос спокойный, словно не бегал час назад от бомберов как заяц очумелый. А самому старлею очень захотелось оказаться подальше от этой обреченной, чего уж самому себе врать, пушечки с расчетом, которому жить осталось минуты две — как огонь откроют, так и все. Люто захотелось уйти ко второму орудию, да и повод есть — распорядиться выкатить на прямую наводку чуть вперед, чтоб в бочину врезать, когда первое орудие первой батареи танк будет давить гусеницами. Но — не смог. Понимал, что пора драпать — а гонор не дал. Глупость мальчишеская — а не мог свалить в туман. Сам себя обругал за дурь такую — и остался сидеть, сжимая побелевшими пальцами уже ненужный бинокль.

Танк взревел победно и злобно, дернулся вперед, добавил ходу, широченные гусеницы забликовали стремительнее. И здоровенный же! И орудие не в пример зиске третьей — и длиннее и толще, что еще за чудо-юдо на наши головы свалилось?

— Беглым — огонь! — сказал самому себе и вроде даже как чуточку опоздал — пушечка противотанковая рявкнула раньше. Трассер воткнулся в тушу танка и пропал там бесследно. А танк пер. Неудержимо, сейчас поведет бревном ствола и плюнет ответно — и все. Вообще — все! Всем сразу и навсегда! А тех, кто еще будет булькать кровью, пытаясь уползти с перебитыми конечностями из-под накатывающих гусениц — размажет, вомнет в землю. Холод по спине и язык онемел. Еще трассер в тушу. Едет, сволочь.

Кто-то угрюмо матернулся. Сейчас должен засечь и дать обратку ответную. Еще трассер впился в танк. И еще. И еще. Тренированный расчет выдал такую скорость стрельбы, что на соревнованиях не покажешь. Всем беглым огням — беглый. Пока танк пер триста метров — полтора десятка снарядов получил и принял своим толстенным лбом. И ни один не пошел в рикошет, все там остались, вбитые в броню.

А танк пер равнодушный к этим комариным укусам. Хоть вой! Еще трасса в лоб башни! И тут артиллеристы хором выдали восторженный ворох матюков, не удержались, прорвалось дикое напряжение этих самых длиннющих в их жизни минут — громадина в паре сотен метров перед орудием вдруг стала разворачиваться, показав себя сбоку во всем устрашающем великолепии. И наводчик влепил бронебойным в моторный отсек. Как в аптеке! Стальная громадина встала, как вкопанная, тяжело качнув телеграфным столбом орудия. И показалось Бондарю, что видит он оранжевый блеск в круглой дырочке. Точно — светится, словно в фонаре!

— Отставить огонь! — посчитал про себя и ужаснулся тому, сколько снарядов осталось на позиции. Гулькин нос и понюх табаку!

— Лезут, заразы! С люков лезут! — восторженно рявкнул наводчик и глянув вопросительно на командира, рванул со спины ППШ. Брякнул об верх щита, застрочил короткими. И Бондарь видел, как выскакивали черные фигурки, прыгая за танк. Тут запоздал с пальбой Кот Сибирский, успели немцы удрать, но и черт с ними, танк уверенно и быстро разгорался, словно громадный костер.

И это было самое прекрасное зрелище за все время короткой еще жизни старшего лейтенанта, самое великолепное! Да каждый бы день любовался по три раза — и на сон грядущий — тоже! Ведь и не надоело бы!

Опомнился, тряхнул головой, орлом глянул на расчет, который забыв обо всем таращился восторженно, говоря разное.

— Осколочными, парой — чтоб за танком рвануло! — не по-уставному скомандовал, но поняли правильно. Убедился, что все вышло, как хотел и если немецкие панцерманны не успели унести ноги подальше — должно было их зацепить, не порвать — так контузить. Сам бегом к телефону, телефонист — и тот как на именинах радостный сидит — тоже небось ждал, что его будут утюжить в никудышном песочном окопчике, от которого защиты шиш да ни шиша.

Начальство неожиданно веселое и бодрым голосом вопрошает — сколько танков сжег? Причем вроде и без иронии. Осторожно ответил, что пока — одного подпалили, зато большого. Тут же получил заушение, что в других-то батареях и поболе набили. Вторая батарея — два танка, третья — два, пятая — три, это не считая бронетранспортеров! При том, что под бомбежкой они пострадали!

ВРИО комбата даже обиделся за свой танк и постарался его разукрасить всеми цветами и красками. Мало ли что там за железяки другие подпалили — а моя железяка здоровеннее! Метров десять в длину, да по четыре в высоту и ширину! И в руководстве такой нет, за что ручается и головой отвечает!

— Рыбак ты хороший, Бондарь! Пара таких же, как твой на поле стоит, так поменьше размером, как доложили. Метров семь в длину, не больше!

— А я со стволом считал, товарищ капитан!