Штурмовики кивнули почти одновременно. Хрестоматия, чего говорить. И потери у врага всегда выше при ударе по его аэродрому. Но только и у штурмовиков всегда кто-то с вылета такого не возвращается — истребителями дежурными немцы свои гнездовища алюминиевых птичек прикрывают в три слоя — надежно.
— В общем — пошли разговоры. Как с начала октября — так и до ноября — по аэродромам ни одного вылета. Хотя дружок у меня в разведывательной эскадрильи был фотографом — так по секрету сказал, что у них почти все вылеты — строго фото делать с аэродромов и техники немцы нагнали чертову прорву, рядами юнкерсы стоят. Опять ничего не понятно.
И тут перед самым праздником Октябрьской революции, я как раз стенгазету оформлял, нас по тревоге утром ранним подняли. И мы всем полком — аккурат на аэродром фрицевский ближний, навьючившись по полной. Прилетаем — в воздухе ни одного мессера! Чистый воздух, одни мы гордо реем! И действительно — юнкерсы и всякие прочие хейнкели с хеншелями и мессерами рядами на взлетке, как на параде, даже не в капонирах.
Ну, мы и врезали по всему этому образцовому порядку! И ни один мессер даже не попытался взлететь! Как приклееные стояли! Зенитки, правда, ко второму вылету опомнились, растявкались — их ракетоносцы затыкали и долбали — Ишаки. А нам было приказано не тратить время на обстрел бортовым оружием, а спешно возвращаться на аэродром и загружаться снова бомбами. День световой тогда был короткий, но мы много за день успели, аэродромное обслуживание носилось, как посоленное, нас так ни до ни потом не перевооружали. И не мы одни — все, что летать могло, в этот день по немецким аэродромам работало. Потери фрицы понесли разгромные — и в технике и в топливе и склады с бомбами накрыли. Там всю ночь горело как при извержении Везувия, в общем, последний день в Помпеях, только еще и бомбы на складах рвутся!
И на следующий день — ни одного налета люфтваффе на город! А мы опять по недогоревшему добавили! Кончились бомбежки Ленинграда! Только в апреле на следующий год опять они стали летать, но уже не в том числе и успеха у них такого не было! — закончил свой странный рассказ молчун.
— Не понял. С чего это фрицы так облапошились? — спросил Корнев.
— Да все просто оказалось. Этот химик — Петров — в начале октября проходил мимо сбитого мессера. Немец сел на вынужденную на улице. Все собравшиеся, как полагается — ротозейничали, пока милиционеры фрица уводили, а этот профессор в пустую бутылку бензина набрал, видать из дырки текло. А потом анализы сделал. И понял, что бензин синтетический и замерзает при минус 14 градусах Цельсия. Что и доложил. И начальство разведку напрягло, пробы топлива аж из-за линии фронта доставляли. Так и оказалось, что вся авиагруппировка, весь 1 воздушный флот генерал-оберстерва Келлера на таком бензине летает. И остается подождать, когда у нас морозец грянет ниже, чем 14 градусов. Вот 6 ноября как раз упало за 20 градусов. Мы — полетели, а они — нет. И все! — невиданное дело, молчун даже улыбнулся. Слабая улыбочка получилась, чахоточная такая, но раньше и такой себе летчик не позволял.
— Да еще и бдительность потеряли, раз налетов долго не было, разленились, расслабились. Зенитчики, небось, по казармам сидели в тепле, а у зачехленных орудий мерзлый часовой сопли пускал… Красивая, наверное, операция получилась! — признал комэск.
— Очень. Как на полигоне бомбили — кивнул ленинградец. Оттаивать начал, похоже.
— Погоды у вас, однако, холодные. Ноябрь — а уже за 20 минус!
— Да и 40 год был морозный и 41… Этот, 45 — куда теплее.
— Ну тут, в Европах этих климат мягче.
— Климат мягче, а люди злее — и ленинградец закурил.
— Не отнимешь. Каждый сам за себя, один бог за всех — старый ихний принцип. Капиталисты, чего хочешь — усмехнулся остряк Виталик.
— Ну рогов у них нет и хвосты не растут. Люди, в общем. Только освиневшие со своим нацизмом. А так… — комэск замолчал.
— Это вопрос большой, люди ли. До нас им — как до Китая по бездорожью раком.
— Брось. Это пока до их границы шли — все «Убей немца!» было. А теперь вишь — наоборот совсем. Тоже, значит, люди, надо к ним относиться без этих, эксцессов…
— И все же, все же. Вот могу припомнить случай про мух в патоке. А вы судите сами, кто люди, а кто так — снаружи похожи — заявил Виталик.
— Валяй! Только чтоб новое что, а то заскучаем — подначил его начальник.
— Проще пареной репы. Аккурат рядом с моим родным городом было, потому и знаю. А еще ребята толковали, пока в госпитале отсыпался. Значит общая диспозиция: весна, четверка горбатых и с ними яки парой в сопровождении. И в одном из яков — пилотом Стопа.
— Фамилия что ли, или кличка? — уточнил педант из города трех революций.
— Первое утверждение — верно. А второе — наоборот. Так вот, продолжу. И значит решил этот парень на манер нас, горбатых, штурмовкой позаниматься, благо небо чистое и видимость — от горизонта и обратно. И зря затеял — брони-то у него нет. Вот ему с земли и всыпали фрицы — мешком не утащишь.
— Это да, могут, суки… — переглянулись с пониманием слушатели.