— Камрад, ты очевидно не слушал меня. Фронт — рухнул. На сотни километров. За вчерашний день Иваны продвинулись самое малое на пару десятков километров. То, что тебя запихнули сдуру на самое опасное, будь цел этот дурацкий мост, направление — спасло твой взвод. Теперь нам придется выигрывать у русских этот заезд. Но все, что нам подвернется по дороге — будет огрызками, осколками и ошметьями. Это как морская волна, грохнувшая на пляж. И мы в ней кувыркаемся, как ошалелые курортники вместе со всяким мусором.
— Что предлагаешь? — спросил младшего по званию новолепленный командир роты.
— Подождать до вечера. Потом в темноте проскочить захваченную Иванами полосу и выйти к своим.
— Почему не сразу сейчас? — иронично поднял бровь Поппендик. Получилось не очень выразительно, после морозной и бессонной ночи его одолевала зевота. Вдвойне странно, тем более, что когда стало ясно, что это — разгром, сердце заколотилось как барабан под лапками дрессированного зайца. Но впору рот порвать.
— Они контролируют основные дороги. Авиация все время болтается над головой. Нас сожгут сразу, как обнаружат, они наловчились это делать. А пробираться по проселкам мы долго не сможем — зверюшки слишком тяжелые для большинства мостиков.
Поизучали карту. Мост проклятый и спасительный, к слову, на ней был целехонький, никаких пометок.
— Скорее всего он будет починен в скором времени, но ждать этого не следует. Не надо нам тут изображать собой пробку для влагалища — заметил старшина. Потеряв свой тыловой взвод и практически все имущество он был весьма грустен.
Только сейчас до Поппендика дошло, что ротного тыла тоже нет — весь тыл — вот, на швиммвагене прибыл. Это озадачило и разозлило — должен бы сообразить раньше, но к сожалению своему оказался зажат в рамках командира взвода, которому все привозят и о котором пекутся вышестоящие. А теперь вроде как он сам — вышестоящий и надо думать самому. Несколько извиняло его туповатость обстоятельство бессонной и холодной ночи.
Вспомнилось не к месту, как один интеллектуал объяснял провал наступления под Ленинградом и Москвой тем, что промерзшие на злом русском холоде стальные шлемы заморозили зольдатам Рейха сок мозга в голове, отчего и произошла катастрофа. Посидел бы этот умник в промороженном гробе тяжелого танка, где дыхание экипажа тут же садилось нежным инеем на ледяную броню и к утру все стенки внутри кошки были покрыты словно бы белоснежной шерсткой. Немудрено, что соображает не так, как теплым летом, чего уж. Лейтенант точно знал, что может быть он и не хватает звезд с неба, но уж точно и не умственный карлик.
Опытный старшина оборудовал спальное место под командирским танком, куда сложились в кучу свободные от несения дежурства танкисты. Половина экипажей дежурила в машинах, периодически прогревая двигатели, но при том стараясь, чтоб не совсем исчерпать запасы топлива.
Место засады было словно заколдовано — никто из русских за весь день так и не сунулся, разве что пару раз в стороне пролетали их самолеты. Когда стало смеркаться, коротенькая колонна выдвинулась по намеченному еще днем на карте маршруту.
Грохот канонады доносился слабым отзвуком, что означало — Иваны прут катком дорожным вперед и успели уже укатиться далеко. Через 18 километров довольно спокойного марша — русские тут не ездили, по таким сельским дорожкам — взвод понес первую потерю — головная «Пантера», заехавшая на вполне прилично выглядевший мостик, на карте обозначенный как годный по грузоподъемности, внезапно опрокинулась назад с тошным хрустом и треском, с обломками развалившейся переправы в замерзший ручей, встав практически вертикально и опираясь на глубоко ушедшую в ледяную жижу корму. Не выдержал настил мостика кошку.
Все попытки что-либо сделать и вытащить ее оттуда ничего не дали, ручей, хоть и замерз сверху, но глубоко принял в себя танковую задницу. Сняли, что могло пригодиться, швиммваген вернулся с той стороны — ему-то было наплевать на крутые склоны и ручей. Выбрали новую дорогу.
Тьма была, хоть глаз коли. Новолуние, да к тому же и погода премерзейшая — небо почти все время затянуто низкими плотными тучами, которые ночью стали еще гуще, к тому же все время сыпалась с неба сухая крупа, колючая и совсем непохожая на пушистые снежинки. Фонарики с синими светофильтрами давали такое унылое освещение, да еще и к тому же на морозе батарейки мигом садились и лампочки светились с каждой минутой все слабее. Пришлось залезть в командирский танк, закрыть люки и включить свет. Теперь было проще разбираться с картой.
— Этот магнит для собачьего дерьма ухитрился атаковать как раз в тот момент, когда небо днем прояснилось. И выкатил наших кошечек, как на выставке, словно на витрину выложил — куря в кулак и наслаждаясь теплом дыма и сигаретки пробурчал гауптфельдфебель.